Мэтью Джексон - Человеческие сети [Как социальное положение влияет на наши возможности, взгляды и поведение]

Хотя все это кажется вполне разумным и действительно оказывается правдой, все же немного странно делать вывод о том, что ваша трудоустроенность связана с трудоустроенностью ваших друзей только потому, что информация о вакансиях распространяется по сетям. Может быть, и связана, да, — но разве это обязательно значит, что причиной тому — сетевой эффект? Экономисты — скептики, им нужны убедительные доказательства. Но почему существующая корреляция — не доказательство? Ваши друзья — это не произвольная выборка из населения. Можно ведь предположить, что трудолюбивые и надежные люди дружат с такими же, а ленивых и менее надежных тоже тянет друг к другу. Своеобразная гомофилия, сводящая между собой похожих людей, объясняет и сходство их положений на рынке труда и зарплат.

Если бы мы могли как-то определить — как именно влияют дружеские связи на трудоустроенность, когда эти связи завязываются случайным образом, — вот тогда мы получили бы подлинное доказательство, что именно из-за самих этих связей, а не из-за чего-то другого занятость и уровень зарплат в самом деле коррелируют. Но только где же найти такие стихийно завязавшиеся дружеские связи? Историку экономики Рону Лашеверу пришла в голову гениальная мысль: он обратился к военному призыву. Ведь людей, призванных в армию, объединяют в относительно небольшие группы, и они в течение длительного времени проводят вместе много времени, между ними обычно завязывается крепкая дружба.

Когда США вступали в Первую мировую войну, им пришлось объявить обязательный призыв в армию, чтобы восполнить недостаток солдат. Весной 1917 года в армии США насчитывалось менее трехсот тысяч человек. К концу 1918 года там было уже более четырех миллионов — из них почти 3 миллиона человек явились по призыву. Набранных молодых людей случайным образом объединяли в группы по сто солдат — батальоны. За два года военной службы эти рядовые пехотинцы все время были вместе {218}. Они вместе проходили обучение, вместе всюду ездили, вместе сражались, вместе рисковали жизнью. Узы дружбы, которые между ними возникли, оказались прочными и долговечными. Спустя десять лет они по-прежнему могли положиться на бывших боевых товарищей. Как выяснил Лашевер, увеличение на 10 % в уровне трудоустроенности среди армейских товарищей бывшего солдата коррелировало с 4 % увеличения вероятности того, что сам этот солдат имел работу. Это впечатляющий эффект — 40 %. И ведь этот эффект учитывает только уровень занятости среди бывших боевых товарищей — и не учитывает другие его связи, например, с родственниками и другими, неармейскими друзьями. Чтобы понимать, что дело здесь действительно в связях с бывшими армейскими товарищами, а не в каких-то особенностях, связанных с армией вообще или с солдатской жизнью, важно отметить, что в данном случае имелись в виду связи исключительно с бывшими однополчанами солдата. На трудоустроенность конкретного солдата никак не влияет уровень трудоустроенности бывших солдат, которые служили в других батальонах, сформированных примерно в то же самое время и имевших приблизительно те же демографические характеристики. Таким образом, трудоустроенность бывшего солдата зависит в первую очередь от трудоустроенности его друзей.

Армия — не единственная организация, которая произвольным образом группирует людей. Студенты, поступающие в университеты, распределяются по комнатам общежитий. Дэвид Мармарос и Брюс Сейсердот воспользовались тем, что первокурсников в Дартмут-колледже расселяют произвольно, чтобы выяснить, как четыре года спустя складываются и переплетаются их судьбы {219}. В этом исследовании внимание обращалось не только на трудоустроенность недавних студентов, но и на величину их заработков. Оказалось, что по окончании университета трудоустроенность человека коррелировала с количеством его бывших товарищей, которые были его ближайшими соседями по общежитию на первом курсе, и их уровнем занятости: если они были обеспечены работой, то вероятность, что у самого бывшего студента тоже есть работа, возрастала на 24 % по сравнению с подобными показателями для среднего бывшего студента. Кроме того, каждый дополнительный доллар, который зарабатывали его бывшие соседи по общежитию, приводил к 26-процентному увеличению заработков самого студента — по сравнению с типичным студентом. Таким образом, перемены в уровне трудоустроенности бывших однокашников приводили к улучшению в судьбе самого студента, если говорить о работе и зарплате, примерно на 1/4.

Этот эффект в действительности обозначает лишь нижние границы влияния сетей на трудоустройство — ведь здесь учитываются лишь отдельные группы друзей, например, однополчане или однокашники. С годами полный список всех наших бывших товарищей становится огромным, счет людей, с которыми мы так или иначе пересекались в жизни, идет уже на тысячи. Оказывается, что иногда нам могут очень пригодиться даже случайные знакомые. Человек, который сидел с вами рядом на уроках истории и которого вы случайно встретили месяц назад и рассказали ему, что сидите без работы, может оказаться именно тем, кто сведет вас с вашим новым работодателем. Обычно у нас небольшое количество крепких уз, они связывают нас с людьми, которых мы хорошо знаем, можем положиться на их помощь при любых обстоятельствах, часто с ними общаемся. Другие же знакомства распадаются на разные категории: есть друзья детства, с которыми мы периодически видимся, можем связаться с ними в случае необходимости; коллеги и знакомые, с которыми мы когда-то много общались, но сейчас видимся довольно редко; дальняя родня; друзья друзей… Многие из этих отношений — слабые связи. Речь идет о людях, которых мы знаем и можем в случае необходимости связаться с ними, они могут сообщить нам какую-то информацию или оказать небольшую услугу, но мы или контактируем с ними нерегулярно, или же видим регулярно, но лишь при конкретных обстоятельствах.

Это различие между крепкими и слабыми связями стало главным предметом одного из самых важных исследований в области социальных наук в последней половине прошлого века {220}. Марк Грановеттер изучил вопрос о том, через какие связи — крепкие или слабые — проходит больше информации о рабочих вакансиях в группе людей в Амхерсте, штат Массачусетс {221}. Грановеттер выяснил, что лишь для 1/6 информации о работе, поступающей через сеть, источником являются крепкие связи, а остальное поступает от средних или слабых связей, причем через слабые связи приходит больше четверти информации.

Мы уже говорили о том, что крепкие связи имеют более гомофилический характер (сравним рисунки 5.3 и 5.4) {222}. Наши ближайшие друзья часто больше всего похожи на нас, они или живут ближе всего к нам, или работают или учатся с нами вместе. Это значит, что они могут располагать наиболее важной для нас информацией, учитывая общность наших жизненных обстоятельств или интересов, но еще это значит, что та информация, которой они располагают, нам и так уже известна. Зато более слабые узы часто связывают нас с людьми, более удаленными от нас и географически, и демографически. И сведения, которыми располагают они, реже бывают избыточными для нас. Хотя мы реже разговариваем с этими людьми, у нас обычно столько слабых связей, что все вместе они уже являются довольно богатым источником информации — особенно такой, к которой у нас нет доступа откуда-либо еще.