Мэтью Джексон - Человеческие сети [Как социальное положение влияет на наши возможности, взгляды и поведение]

Хотя этот пример чрезмерно схематичен, легко понять, что логика поступков, отображенных на рисунках 6.9–6.11, прослеживается и в более сложно устроенной среде. Хотя гомофилия едва ли замедляет распространение болезней, она может пресечь «распространение» определенных типов поведения. Гомофилия способствует установлению разных норм по разные стороны раздела, не важно, о чем идет речь — о выборах, о соблюдении религиозных предписаний или о получении образования {233}. Эти простые силы, объединяясь с сильнейшими различиями, характерными для гомофилии и разделяющими людей по таким признакам, как расовая или кастовая принадлежность и уровень доходов, объясняют очень многое в наблюдаемой корреляции решений, касающихся образования {234}. Кроме того, гомофилия предопределяет не только выбор в пользу (или против) учебы в колледже, но еще и много сопутствующих типов поведения: например, количество времени, которое студент будет тратить на подготовку к занятиям, степень его внимательности на лекциях, способы проводить досуг и в итоге выбор профессии.

Неравенство и иммобильность — своего рода социальный рак. Можно лечить симптомы — путем налогообложения или перераспределения доходов, — но, хотя эти меры и приводят к некоторым улучшениям, они не лечат саму болезнь. К счастью, иммобильность и неравенство гораздо легче диагностировать, чем многие виды рака. Но, как и в случае рака, к иммобильности и неравенству приводят многие факторы, часто взаимодействующие между собой. И чтобы узнать, какое лекарство прописывать, нам нужно вначале понять причины этих факторов. Мощные силы гомофилии, объединяясь с потоками информации и возможностями, которые проходят по сети конкретного человека, — вот главные силы, определяющие инвестиции в образование, иммобильность и неравенство.

Так какое же целительное средство можно предложить, глядя на эти проблемы с точки зрения сетей? Давайте начнем с перечисления тех средств, которые точно не годятся.

Есть один радикальный способ устранить иммобильность и неравенство: отменить частную собственность и образовать коммуны — вроде кибуцев, которые создавались в Израиле в 1930-х и 1940-х годах. Мой коллега Рэн Абрамицки изучал развитие кибуцев и те трудности, с которыми пришлось столкнуться людям, пытавшимся построить общество на принципах абсолютного равенства {235}. Хотя за разными кибуцами стояла разная идеология, их типичными основателями и первыми жителями были восточноевропейские евреи, мыслившие по-марксистски и мечтавшие о полном равенстве. В кибуцах не существовало частной собственности, все доходы делились поровну между работниками, все кибуцники обедали за общим столом. Даже детей растили сообща — они жили отдельно от родителей, и женщины таким образом освобождались от непомерно тяжелого бремени ухода за малышами. Детей воспитывали в духе альтруизма, взаимовыручки, внушали им мысль о важности коллектива и ценностях социализма. В пору расцвета кибуцев, в первые десятилетия существования государства Израиль, в этих коммунах жило больше 5 % населения страны. Многие кибуцы располагались в стратегически важных местах, что позволяло обеспечивать безопасность государства Израиль, и служили своего рода страховочной сетью, поддерживавшей и людей, которые создавали новые поселения, и само молодое государство. Например, многие новые репатрианты заболевали малярией — и коллектив окружал их заботой и помогал адаптироваться к новой действительности. В 1950-е и 1960-е годы кибуцы составляли наиболее производительный сектор израильской экономики.

Однако к 1980-м годам коммуны стали испытывать все большую нехватку людей. К 2000 году в кибуцах жило лишь 2,5 % населения Израиля. Кроме того, началась утечка мозгов: люди с хорошим образованием уезжали из кибуцев гораздо чаще, чем туда приезжали новые образованные люди. Приток жителей осуществлялся за счет тех, кто родился в кибуцах, а также приезжих с низким уровнем образования. Трудовая этика в некоторых коммунах тоже переживала упадок. В эгалитарной системе, полагавшейся на идеологию и альтруизм кибуцников, о стимулах трудиться не покладая рук вообще не шло речи. По мере того как самые полезные члены общины уезжали или начинали работать меньше, некоторые кибуцы столкнулись с финансовым кризисом. Им пришлось отойти от полного эгалитаризма — многие кибуцы учредили правила, согласно которым работникам позволялось оставлять себе часть доходов и владеть частной собственностью; теперь заработки делились на весь коллектив только частично. Многие начали пользоваться платными медицинскими или образовательными услугами на стороне. К 2004 году лишь 15 % кибуцев продолжали оставаться настоящими кооперативами.

Перемены, коснувшиеся кибуцев, произошли — в гораздо большем масштабе — с другими системами, пытавшимися строить коммунизм, например, в бывшем Советском Союзе и в Китае. Эти страны в итоге перешли к рыночной экономике — не только из-за проблем с материальными стимулами, но и потому, что управление огромной плановой экономикой порождало множество логистических трудностей. Понятно, что при этом происходило негативное воздействие на равенство, на стимулы и на производительность. Огромное преимущество рыночной экономики — адекватное распределение товаров и предоставление услуг, создание стимулов для появления инноваций и роста. А это значит, что большинство из нас предпочтет бороться с неравенством и иммобильностью любыми другими средствами, кроме упразднения частной собственности и учреждения коммун.

А потому нас ждут некоторые неизбежные закономерности. По мере дальнейшего технического прогресса живую рабочую силу низкого и среднего уровня квалификации будут заменять машины и программы, будет расти спрос на высокообразованных и высококвалифицированных работников, а оставшимся не у дел придется браться за все более «черную» работу, не требующую особых навыков. Кроме того, поскольку рынки становятся глобальными, в течение следующих нескольких десятилетий значительная часть населения Земли сможет вырваться из бедности и получить приличное образование. Всякий, кто достаточно внимателен, наверняка заметил впечатляющий рост китайских университетов — причем речь идет и о качестве обучения, и о размахе. Кардинальные демографические изменения в какой-то одной стране — например, прирост рабочей силы всех уровней квалификации в Индии и Китае — влекут за собой международные последствия. С учетом этих фактов можно сделать несколько наблюдений и дать несколько рекомендаций.

Правительства всегда поддаются соблазну стабилизировать спрос на рабочую силу в отечественной промышленности — выставить торговые барьеры и разработать строгую иммиграционную политику. Однако, поскольку развитие технологий приводит к перемещению низкоквалифицированной рабочей силы, подобная политика практически не способна стимулировать занятость, зато может нанести катастрофический побочный ущерб экономике (о чем еще пойдет речь в главе 9) {236}.