Ева Иллуз - Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

Традиционное романтическое воображение вызывалось реальным человеком, синтезировало прошлый опыт, смешивало, комбинировало существующий объект с образами и переживаниями прошлого и сосредоточивало внимание на нескольких «разоблачающих» другого человека деталях, как визуальных, так и лингвистических. В результате такое воображение представляло собой смешение образов прошлого и взаимоотношений с реально существующим человеком. Как ментальные и эмоциональные процессы, эта особая форма воображения, подобно желанию, нуждается в небольшом количестве информации для приведения в действие. Кроме того, как и желание, она лучше активируется благодаря малому, а не большому количеству информации. По мнению психоаналитика Этель Спектор Персон: «Это могут быть движения человека, который закуривает сигарету на ветру, откидывает волосы назад или разговаривает по телефону» [534] Персон Э. С. Мечты о любви и судьбоносные встречи: сила романтической страсти. NY: Norton, 1988. С. 43 [ Person E. S. Dreams of Love and Fateful Encounters: The Power of Romantic Passion. New York: Norton, 1988. P. 43]. . Иначе говоря, жестикуляция, телодвижения и голосовые интонации выполняют работу по пробуждению романтических фантазий и чувств. Как считал Фрейд, способность реагировать на мелкие и, казалось бы, бессмысленные детали обусловлена тем фактом, что «в любви мы любим то, что потеряно» [535] Там же. С. 115. . Вероятно, это результат глубоко заложенных родительских схем и культурной близости к определенным формам телесных поз и поведения, запечатленным в нашем сознании. «Огромная сила, которую возлюбленный, по всей видимости, оказывает на любящего, может быть частично объяснена тем, что объект любви наделяется таинственной силой всех потерянных объектов прошлого» [536] Там же. С. 92. . В культурной конфигурации, в которой работал Фрейд, любовь и фантазия были тесно переплетены благодаря их способности соединять прошлый и настоящий опыт в прочных, сформированных взаимоотношениях. Суждения, основанные на привлекательности, часто включают в себя возрождение интуитивных суждений, основанных на накопленном опыте. «Интуиция означает способность судить о стимулирующих особенностях или проводить различия между стимулирующими категориями лучше, чем случайность без возможности описать основу суждений вербально. <���…> С интроспективной точки зрения интуитивные суждения, по-видимому, возникают спонтанно и без помощи сознательных рассуждений» [537] Болте А., Гошке Т. Интуиция в контексте восприятия объекта: интуитивные гештальт-суждения опираются на бессознательную активацию семантических представлений // Cognition. 108(3). 2008. С. 608–616 [ Bolte A., Goschke T. Intuition in the Context of Object Perception: Intuitive Gestalt Judgments Rest on the Unconscious Activation of Semantic Representations // Cognition. 108(3). 2008. P. 608–616]. .

Интуиция — это форма суждения, активизирующая бессознательное знание, т. е. знание, структура и свойства которого не доступны непосредственно сознанию человека. Возможно, из-за того, что некоторые формы воображения информационно не насыщены, они могут легко переоценивать, т. е. приписывать другому человеку дополнительные преимущества или «идеализировать» его. Подобная идеализация может быть обусловлена некоторыми, а не многими качествами другого человека [538] Митчелл С. А. Может ли продлиться любовь? С. 95, 104 [ Mitchell S. A. Can Love Last? P. 95, 104]. .

Напротив, перспективное воображение, активированное интернетом, перенасыщено информацией. Можно сказать, что интернет резко контрастирует с информационно не насыщенным воображением, поскольку он обеспечивает знание о другом и фактически требует это знание, которое не является целостным, а основано на характерных особенностях, и позволяет постоянно сравнивать людей и их качества, что имеет тенденцию ослаблять процесс идеализации. Интернет-фантазия перспективна, т. е. направлена на кого-то еще не встреченного. Она вызвана не живым человеком, а обусловлена языковым обменом и текстовой информацией. И оценка в данном случае основывается на накоплении качеств, а не является целостной. В этой конкретной конфигурации люди обладают слишком большим объемом информации и кажутся менее способными идеализировать. Вот, например, как Стефани, 26-летняя аспирантка, рассказывает о своем первом свидании с парнем, с которым она познакомилась в Сети.

Стефани: Я познакомилась с ним довольно быстро после очень интенсивной переписки и одного телефонного звонка. Мне понравился его голос. Мы встретились в кафе у моря, атмосфера была великолепной, и, хотя я была готова к тому, что он менее красив, чем на фотографиях, поскольку так обычно и происходит, оказалось, что он ничуть не хуже. Так что все началось очень хорошо, но это так странно, что в течение вечера, а мы провели два с половиной часа вместе, во мне ничего не щелкнуло. Он совсем не отличался от того классного парня, с которым я общалась в Сети, казалось, он обладал таким же чувством юмора и теми же достоинствами, он был умным, красивым, но я ничего не почувствовала.

Корр.: Можете сказать почему?

Стефани: Ну, мне неприятно об этом говорить, но, может, он был слишком любезным? Было что-то в его любезности, что-то слишком слащавое [ смеется ], он слишком стремился угодить или, может быть… я не знаю. Мне нравится любезность, но она должна быть немного смешана с грубоватостью, иначе можно подумать, что он не ощущает себя достаточно мужественным, вы понимаете, что я имею в виду?

Интересный ответ: несмотря на то, что этот мужчина удовлетворяет ее списку желанных качеств, она все же отвергает его из-за отсутствия «щелчка» (важного понятия в современных романтических отношениях), что само по себе объясняется тем, что мужчине не хватило особого и трудно выразимого качества («мужественности»), которое, как можно предположить, состоит в распознавании установленных визуальных и телесных кодов. Критерии «мужественности» (или «женственности») — и в более общем смысле «сексуальности» — требуют целостного суждения, которое стало отличительной чертой гештальтпсихологии. Мужественность, женственность, сексуальность можно определить только благодаря различным жестам, телодвижениям и позам человека. Они определяются визуально и не могут быть обработаны лингвистически. Такому подходу к действительности предшествует абстрактное, вербальное познание другого, и у него возникают трудности при переходе к визуальному целостному подходу. Избыток психологических и вербальных знаний о другом человеке может оказаться неблагоприятным для ощущения влечения к нему. Таким образом, в традиционной любви к реальному человеку, основанной на информационно не насыщенном воображении, эмоции генерируются посредством четырех основных процессов. Во-первых, существует влечение к телу. Во-вторых, это влечение задействует предыдущие отношения и переживания субъекта. (Тогда как Фрейд понимал переживания прошлого как строго психологические и биографические, я, как и Бурдье, рассматриваю их как социальные и коллективные.) В-третьих, этот процесс, в свою очередь, осуществляется на полусознательном или бессознательном уровне, минуя рациональное cogito (мышление). Наконец, и почти по определению, происходит идеализация другого человека, который воспринимается как уникальный. Такая идеализация часто обеспечивается сочетанием наших знаний и нашего незнания о другом человеке. Иначе говоря, меняется сама суть формирования желания, организованного информационно не насыщенным воображением: роли визуальных и физических сигналов уменьшаются, частичная информация заменяется избыточной, и последующая способность идеализировать ослабевает.