Дмитрий Филиппов - Игры сознания. Нейронаука / психика / психология

Но могут быть и науки не о природе. Гуссерль считал, что то, чем он занимается, это особый вид научного исследования:

«Ничто не мешает нам стремится создать … науку о переживаниях феноменологической редукции /…/ Почему бы феноменологической опытной науке не существовать наряду с натуралистичной опытной наукой. Таким образом, следует поразмыслить над тем самоочевидным обстоятельством, что всякому опыту должна соответствовать наука об опыте» [13].

Итак, на одном фланге располагаются те, кто против научного изучения феноменального опыта, потому что наука не может заниматься тем, чего не существует. По словам Деннета, это было бы попыткой создать «дисциплину без методов, без данных, без результатов, без будущего, без перспектив» [14]. На другом фланге – те, кто против научного изучения феноменального опыта, потому что наука о природе не должна лезть на территорию философии.

Эксперименты с пересечением границы между феноменологией и биологией выглядят, например, так [15]. Облепленный датчиками участник исследования водит курсором иконку на мониторе или, наоборот, перемещает курсор вслед за движущейся иконкой. Авторы исследования считают, что таким образом можно проверить агентность, т. е. чувство контроля над ситуацией. При наличии агентности в мозге активируется преддополнительная моторная область и правая часть нижней теменной дольки.

Лучшее, чего может добиться наука на этом пути, – найти нейронные корреляты феноменальных состояний. Достижение этой цели вполне реально, но даже после создания подробнейшей карты сопоставлений событий в мозге и ментальных событий нельзя будет сказать, что сознание стало доступным для объективного анализа. Разрыв между субъективным и объективным останется. Деннет считает, что само допущение существования такого разрыва подрывает научную картину мира. Но это факт, без признания которого сложно представить работающую лечебную методику в психиатрии.

Феноменологическая психиатрия вряд ли сможет дать науке что-либо качественно новое. Дискурс феноменологической психиатрии напоминает литературоведение. Работа ученого-литературоведа начинается с классификации текстов. Во-первых, отсеиваются фальшивки. Во-вторых, тексты изучаемого писателя делятся на опубликованные и неопубликованные. Потом тексты сортируются по степени важности в творческой биографии и т. д. Периодически возникают споры о том, какой именно роман в творчестве писателя надо считать главным, а какой второстепенным. Неминуемо поднимается вопрос, по какому критерию определять, что главное в литературном труде, а что не главное. История такой науки – это история перестановок на книжной полке.

Если изучать хронологию психиатрии по переизданиям DSM, то видно, как психиатрия передвигается от одного способа систематизации нарративов к другому. «Тексты» пациентов архивируются, раскладываются по рубрикам, вписываются в каталоги. Что-то признается чужим, непсихиатрическим текстом, как это произошло с гомосексуальностью, вычеркнутой из каталога диагнозов. Работа вдохновляется верой в то, что аккуратная классификация феноменологического материала приведет в конце концов к пониманию природы и этиологии болезней. Но ничего подобного не происходит.

Феноменологическая психиатрия за сто лет своего существования добралась до предела своих возможностей. Пока нейроэндоскоп, позволяющий на время побыть другим Я , остается фантазией, ничего принципиально нового в изучении субъективного мира не произойдет.

Единственный путь, который остается науке, ведет в сторону от феноменологии и ее нерешаемых проблем с субъектностью и самочувствием . Психиатры до-ясперсовской и до-фрейдовской эпохи стояли на этом пути – если известен орган, чьей функцией является сознание, значит, надо изучать этот орган.

Мозг должен опять стать новым эпистемическим объектом [37] Эпистемический объект – объект, раскрывающий свою сущность под влиянием процесса познания. науки о человеке. Из такой установки не следует пренебрежительное отрицание ко всему, что остается за пределами нейронауки. Весь мир духовного опыта человека ценен, но качественный прогресс в знаниях произойдет только в области нейронауки, где будут придумываться новые виды лечения и создаваться новые теории психики.

1. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990. С. 78.

2. Minkowski E. Lived Time, transl. by N. Metzel. Evanston, 1970, p. 176.

3. Wiggins O. P., Schwartz M. A., Spitzer M. Phenomenological/ Descriptive Psychiatry: The Methods of Edmund Husserl and Karl Jaspers. In: Spitzer M., Uehlein F., Schwartz M. A., Mundt C. (eds) Phenomenology, Language & Schizophrenia. New York, 1992.

4. Aragona, M. (2019). The Influence of Max Weber on the Concept of Empathic Understanding (Verstehen) in the Psychopathology of Karl Jaspers. History of Psychiatry.

5. Berrios GE. Phenomenology and Psychopathology: Was There Ever a Relationship? Comprehensive Psychiatry Volume 34, Issue 4, July – August 1993, pp. 213–220.

6. Хайдеггер Мартин, Ясперс Карл. Переписка 1920–1963. М.: Ad Marginem, 2001. Письмо 19.06.1923.

7. Spitzer M., Uehlein F. A. Phenomenology and Psychiatry. In: Spitzer M., Uehlein F., Schwartz M. A., Mundt C. (eds) Phenomenology, Language & Schizophrenia. New York, 1992.

8. Parnas J. et al. EASE: Examination of Anomalous Self-Experience. Psychopathology. 2005, Sep-Oct; 38(5): 236–58.

9. Svenaeus F. Alexithymia: A Phenomenological approach. Philosophy, Psychiatry, and Psychology 6(2): 71–82 (1999).

10. Krystal H. Psychotherapy with Alexithymic Patients. In: A. J. Krakowski (ed.) Psychosomatic Medicine. New-York, 1983.

11. Krystal H. Alexithymia and Psychotherapy. American Journal of Psychotherapy. 33:17–31 (1979).

12. Витгенштейн Л. Философские исследования. М., 2011. С. 327.

13. Гуссерль Эдмунд. Основные проблемы феноменологии.

14. Dennett D. (unpublished) The Fantasy of First-Person Science.

15. Chaminade T, Decety J. Leader or Follower? Involvement of the Inferior Parietal Lobule in Agency. Neuroreport. 2002 Oct 28;13(15):1975–8.

В историческом прошлом психиатрии нетрудно заметить одну особенность, влиявшую на практику врачей и направлявшую мысль теоретиков. Особенность в том, какое большое значение всегда придавалось человеческой рациональности.

В русском языке присутствие этого уклона выдает народное название патологического процесса – «сойти с ума ». Соответственно больной человек – «сумасшедший», «безумный», «умалишенный», «полоумный». На изъян в разумности пациентов указывает то, что психиатрическую больницу называют «дурдомом», т. е. домом, где живут те, кто «сдурел», чей ум катастрофически ослаб.

Тезисно понимание того, что именно отличает нормального человека от не совсем нормального , сформулировано Лейбницом: «Homo non rationales est absurdum» [1] («Человек нерациональный – это абсурдно»).

Сдвиг внимания в сторону интеллекта существовал в психиатрии изначально. Алиенистов [38] Alienist – так называли психиатров в XIX в. старой школы интересовали почти исключительно проблемы с мышлением. Их пациент – это в первую очередь человек, чей рассудок работает со сбоями или не работает вообще. Философской подоплекой для такого подхода служила укреплявшаяся со времен Вольтера убежденность в том, что в человеке нет духовной составляющей, нет автономной ментальной реальности, с которой нельзя работать теми же способами, какими врач работает с телом.