Дмитрий Филиппов - Игры сознания. Нейронаука / психика / психология

В рамках мыслительного эксперимента можно представить интерсубъектный интерфейс, с помощью которого мозг врача подключается к мозгу пациента. Такое устройство не просто визуализирует мозг при определенных переживаниях, а даст возможность переживать точно то же самое. Позволит ли такой нейроэндоскоп точно зафиксировать опыт пациента? Ясно, что реальные и известные на данный момент способы передачи феноменального опыта другому человеку будут слабее нейроэндоскопа. Собственно, таких способов два: говорить о своих переживаниях и каким-либо образом действовать, снабжая наблюдателя информацией о своем внутреннем состоянии.

Говорение, кстати сказать, не всегда дает эффект. В 1972 г. в психиатрии появился термин «алекситимия», обозначающий состояние, при котором пациент не находит слова для описания своего состояния. В старой литературе таких пациентов называли «инфантильными» [9]. Они не могут описать словами, что чувствуют, и испытывают сложности с распознаванием эмоций других людей [10]. Рассказывая о чем-то, они сосредоточены на описании операционной деятельности, т. е. они монотонно излагают внешнюю канву событий, ничего не говоря о чувствах. Есть предположение, что при алекситимии в мозге нарушен обмен информацией между примитивными отделами и корой, в которой формируется речь. Информация о настроении и эмоциях не обрабатывается надлежащим образом и не получает символического обозначения. Человек просто не способен рассказать, что с ним происходит, тем самым, к сожалению, обнуляя все надежды на психотерапевтическую помощь [11].

Говорение традиционно помогает людям налаживать связь друг с другом. Насколько крепче была бы эта связь и насколько глубже было бы понимание другого человека при использовании интерфейса для подключения мозга к мозгу? Можно предварительно опробовать этот вопрос на летучей мыши.

Нагель справедливо отмечает, что любые попытки вообразить, каково это быть летучей мышью, сводятся к фантазиям о том, как человек вживается в modus vivendi летучей мыши. Сам человек, его Я, привычное ощущение собственной, человеческой телесности, никуда не исчезнут.

Так же будет и в том случае, когда мозг человека напрямую подключат к организму летучей мыши. Грубо говоря, такой мозг ничего не поймет .

О таком непонимании пишет Витгенштейн:

«…человек может быть для другого полной загадкой. Мы сталкиваемся с этим, прибывая в незнакомую страну с совершенно чуждыми нам традициями, даже если владеем языком этой страны. Мы не понимаем людей. (И не потому, что не знаем, о чем они говорят про себя.) Нам не удается найти в них себя. /…/ Умей лев говорить, мы не могли бы его понять» [12].

Для успешного схватывания феноменального опыта летучей мыши мозгу человека потребуется избавиться от всего, что связано с человеческим опытом. В конечном итоге для распознавания внутреннего бытия другого существа человеческому мозгу потребуется не только интерфейс для подключения к чужому мозгу, но и изменение собственной структуры.

Окончательный и единственно успешный вариант такого эксперимента будет выглядеть как превращение человека в летучую мышь, что перечеркнет весь замысел эксперимента. Ведь, превратившись в летучую мышь, человек перестанет быть человеком, а значит, не сможет на человеческом языке сообщить о том, что же это такое – быть летучей мышью. В известном фантастическом фильме «Муха» (1986 г.) человек, ставший мухой, сохраняет некие остатки человеческой психики, но, как видно из финальной сцены фильма, это приносит ему чудовищную моральную боль.

Эксперимент с интерфейсом, соединяющим мозг человека-врача с мозгом человека-пациента, по идее, должен пройти по-другому. Все-таки это будет связь между мозгами представителей одного вида. Но сложность будет похожа на сложность при построении интерсубъектной связи с летучей мышью. Потребуется создать систему, которая будет передавать не только феноменальный опыт, возникающий в определенный момент благодаря тем или иным процессам в нейронных сетях. Сознание человека, к которому будет подключаться наблюдатель, с момента рождения (и в пренатальный период) существует воплощенным в уникальном теле. Субъект-тело – точка отсчета в восприятии мира. Воплощенность в теле относится к основным условиям сознательного опыта человека. Человек всегда живет в теле, причем не в любом, первом попавшемся или абстрактном теле, а в своем собственном, единственном теле. Разница между двумя человеческими телами, конечно, не такая грандиозная, как между телом человека и телом летучей мыши. Но все равно, только через собственное тело сознающий субъект связывается с миром.

Кроме того, по интерсубъектному кабелю надо будет перекачать содержание памяти. В отрыве от биографической памяти феноменальный опыт, очевидно, будет каким-то другим . Как минимум нужно будет оснастить мозг наблюдателя минимальным Я наблюдаемого человека. Без яйности, дорефлексивного самосознания, которое остается у человека всегда – при амнезии и после сокрушительных травм мозга, – субъективный опыт не существует.

И опять, как и в примере с летучей мышью, получается, что для того чтобы пережить то же самое, что переживает другой человек, придется полностью стать этим человеком. Никакой пользы для клинической психиатрии это не даст, потому что наблюдатель (врач) в ходе такого наблюдения исчезнет без остатка.

Значит, интерсубъектная передача данных должна осуществляться так, чтобы наблюдатель сохранил свою идентичность и одновременно во всей полноте пережил то, что переживает наблюдаемый человек. Таким наблюдателем может быть только компьютер и не просто мощный компьютер, а Искусственный Интеллект.

Здесь возникает новое противоречие. Теория сильного искусственного интеллекта не совместима с возможностью феноменального опыта. В той вселенной, в которой реально создание Искусственного Интеллекта, не существует ничего подобного феноменологии. Робот в таком мире абсолютно идентичен человеку (и гораздо умнее его), потому что, по мнению сторонников теории сильного искусственного интеллекта, в человеческом сознании нет ничего такого, что нельзя повторить с помощью микрочипов и проводов. В таком мире сознание полностью состоит из объективно наблюдаемых процессов.

Остается признать, что феноменальный опыт человека закрыт для всех, кроме него самого.

Пусть так. Биологический редукционизм (нейрореализм) не потеряет теоретическую устойчивость, если феноменальный опыт с приватным доступом – это фикция и никакого сознания в природе не существует. Правда, не все философы-материалисты соглашаются с таким отношением к сознанию. Серл, например, находит место для феноменального опыта в природе и в биологии мозга. Просто нужно допустить возможность пересмотра представлений о том, как устроен материальный мир. Для феноменологов это серьезный вызов. Гуссерль и Хайдеггер отталкивались от того, что сознание ни в коем случае не может быть объектом изучения наук о природе.