Петер Модлер - Как разговаривать с теми, кто вас не слышит [Стратегии для случаев, когда аргументы бессильны]

Разумеется, имеет право быть и другая точка зрения, а именно: вторая сторона тоже обязана сделать какие-то шаги навстречу мне. Но тогда мне, скорее всего, придется ждать очень долго. Правда, я смогу тогда утешать себя, что я прав и разговариваю на «правильном» языке (возможно, окружающие даже поддержат меня в этом). «Я не собираюсь участвовать в этом цирке!» — с возмущением заявляют «горизонтальщики», когда им предлагают сыграть в «статусную» игру. «На кой черт мне кем-то прикидываться?!» — нервно вторят им «вертикальщики», когда в определенном профессиональном контексте у них возникает необходимость ввернуть какую-нибудь «умную» формулировку.

Но предположим на минутку, что здесь нет ничего личного (типа кто из нас прав), а речь идет всего лишь о другой языковой системе (например, о немецком и японском языках). Тогда для раздражения и возмущения уже не остается места. Не имеет никакого смысла упрекать иностранную языковую систему в отсутствии морали. Шольц просто изъясняется на своем Basic Talk и не хочет никого обидеть. Шеф прерывает меня, но при этом явно ожидает, что я выскажу свое возмущение по этому поводу, так как по своей наивности считает все происходящее неким спортивным состязанием. Практикант ведет себя нагло не просто так, а потому, что ему надо как-то сориентироваться в непривычной обстановке.

С учетом всего этого такое явление, как «двуязычие», было бы по-настоящему разумным решением. Надо уметь при необходимости переключаться с одного стиля ведения беседы на другой в зависимости от того, кто перед вами находится. С представителем вертикального стиля надо говорить «вертикально», и наоборот. Разумеется, не постоянно, а только для того, чтобы другая сторона прислушалась к вам, приняла всерьез и отнеслась с уважением.

Любители всего сугубо аутентичного могут сказать (да нередко и говорят): «Если я начну использовать что-то чуждое и несвойственное мне вроде вертикальной или горизонтальной системы, то останусь ли я самим собой? Я всю свою сознательную жизнь по возможности избегал подковерных игр и, как все мое окружение, считал их глупым пережитком прошлого, а теперь вдруг сам должен заниматься ими? Моя политика всегда заключалась в том, чтобы мой громкий голос заполнял все помещение, а харизма не знала границ, и вдруг теперь я должен кому-то что-то шептать на ухо? Или скучным голосом излагать состояние дел, не вызывая при этом никакой полемики? Но тогда я буду не я. Другим это, может, и по нраву, а мне — нет».

Но речь здесь не идет о промывании мозгов или смене личности. Во-первых, подобное поведение всегда носит ситуативный характер. Никто не требует, чтобы вы отказывались от своего «родного языка» и забывали о своей привычной коммуникативной среде, будь она горизонтальной или вертикальной.

К тому же, когда мы говорим о языке, понятие «аутентичности» неприменимо. Разве моя аутентичность пострадает, если я научусь немного изъясняться по-арабски и смогу использовать это в соответствующей обстановке? И можно ли говорить о моей аутентичности, если я начну отрицать все, что не вписывается в языковую среду, в которой я вырос? Просто надо немного проще относиться к ситуациям, когда вы, допустим, имеете дело с представителем вертикальной коммуникации и чувствуете необходимость обозначить его и свой статус («Вы — студент первого курса. Я — заведующая лабораторией»). Вам-то это, может, и не надо, а вот ему явно требуется. Или когда вы критикуете собеседника, привыкшего к горизонтальной системе коммуникации: «Вы же знаете, как я ценю вашу работу, но вот в этом вопросе надо что-то поменять». Обычно вы, конечно, высказываетесь более прямо и жестко. Но в данном случае почему бы и нет?

Все решает умение переключаться. В этом кроется ключ к победе над тактикой игнорантов при столкновении с ними. Не в пренебрежительном отношении к ним. И не в упрямом следовании собственным привычкам. Для того, кто освоил искусство переключения, уже не имеет значения, какие еще стратегии могут придумать игноранты.

Представьте, что кто-то начинает разговор на определенную тему. Но, как только вы включаетесь в обсуждение, ваш визави перескакивает на что-то другое, начинает разглагольствовать о каких-то посторонних вещах, затрагивает совсем другой вопрос и, не выслушав ответ на него, высказывает новое абсурдное утверждение, состоящее из путаных и незаконченных фраз. От такой беседы у вас голова идет кругом. А ему только это и надо. Если вы хотите реагировать на подобные ситуации адекватно, необходимо для начала выйти из ступора.

Каким образом можно разрубить этот гордиев узел, я в свое время понял, имея дело с одним швейцарским микро-Трампом, работавшим в сфере коммунальной политики. Группа партийных активистов пожаловалась на своего коллегу Ульриха. Регулярно являясь на заседания партийного руководства, которые проводились в отдельном зале местного ресторана, он каждый раз вносил в них сумятицу.

Ульрих был пожилым человеком. У него было грузное тело и седые волосы. Он располагал широкими внутрипартийными связями и пользовался значительным политическим авторитетом. В число партийного руководства Ульрих не входил, и поэтому его, собственно, никто и не звал на заседания. Но он заявлялся без приглашения, усаживался за стол и заводил длинные разговоры о чем угодно, не обращая внимания на повестку дня. Председательствующий проявлял тактичность и никак не препятствовал тому, что он сводит на нет весь смысл заседания.

Среди присутствующих был лишь один, кто регулярно пытался урезонить Ульриха, задавая ему время от времени короткие критические вопросы. Это был Эрвин — молодой учитель, энергичный, умный и вежливый человек. Эрвин считал, что его вопросы способны остановить Ульриха, но тот воспринимал их лишь как затравку для все новых разглагольствований.

Однажды Эрвин решился все-таки оборвать поток красноречия Ульриха. Он уже отодвинулся от стола, набрал воздуха в грудь и расправил плечи. Но Ульрих в этот момент сам остановился (хотя Эрвин еще не успел произнести ни слова) и потребовал, чтобы ему дали высказаться! Окончательно сбитому с толку Эрвину ничего больше не пришло в голову, а Ульрих продолжил свой монолог, как ни в чем не бывало.

Мы воспроизвели эту сцену со спарринг-партнером. Сидя вместе с Эрвином за столом, он без труда изображал словоохотливого Ульриха, не позволяя даже слова вставить. Нам быстро стало понятно, что сама по себе тема высказываний не имела для него никакого значения. Своей болтовней он просто обеспечивал себе «превосходство в воздухе». Это было практически равносильно захвату территории. Подобно Трампу, он рассуждал о вещах, о которых не имел понятия, по нескольку раз повторял какие-то банальности и ненужные подробности. Вопросы Эрвина он воспринимал лишь как повод сменить тему, но прерывать себя не позволял.