Елена Попова - Укутанное детство. Не прячьте детей от жизни

И она заботится. Ходит по врачам и специалистам, выполняет рекомендации, собирает справки в школу и в детский сад. Ищет способы подработать, переезжает к отцу. Съезжает от отца, потому что он поднимает руку на детей и обзывает их ненормальными. В это время еще умудряется помогать сестре.

Она не видит ничего особенного в своей жизни. Да, тяжелая, да, есть проблемы и их надо решать. Вот она и решает.

У каждого свой уровень горя, которое можно вынести. Иногда со стороны кажется, что эту беду невозможно пережить, а находясь внутри, человек ее переживает, обживается в ней. И оказывается, что о происходящем можно говорить. И вот это и есть самая большая проблема, потому что говорить о нем страшнее, чем жить внутри.

Мой сын отказался читать повесть Валерия Приемыхова «Витька-Винт и Севка-Кухня», которая начиналась с такого эпизода: родителей вызвали в школу, и вот отцы идут вместе с сыновьями и обзывают их. А я, например, не обратила на это внимания. То есть обратила, но где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что, мол, плохо это, но что ж поделать, жизнь есть жизнь. Так что у меня есть надежда, что сын, как человек более чувствительный к проявлению насилия, совершит его в жизни меньше, чем я, и мир станет добрее.

Наши дети многое понимают. Уж точно много больше, чем мы себе воображаем. Часто на приеме спрашиваю у родителей, как они ссорятся, и почти всегда получаю ответ, что они всегда делают это за закрытой дверью. Многие стараются даже не повышать голоса. При этом они абсолютно уверены, что дети не понимают, что в семье напряженная обстановка. Поверьте, они это чувствуют, а если ссоры происходят за закрытой дверью, то это вдвойне страшно, потому что непонятно. Родителям не хватает знаний о том, как построить разговор с ребенком, что можно говорить, а что стоит вынести за скобки при объяснении.

У шестилетнего Севы — настоящее горе. Папа покончил с собой. Сева был в это время дома, видел «скорую», видел истерику мамы. Дело было в субботу. В воскресенье папу похоронили. В понедельник Сева был в садике, как обычно. Никто с ним не разговаривал, потому что взрослые не понимали, как это делать и зачем. Сева замкнулся, ни с кем не общался. Для начала работы с ним я выбрала книгу Амели Фрид «А дедушка в костюме?»[5].

Вот что говорит об этой книге Марина Аромштам, главный редактор газеты «Дошкольное образование»: «Будет правильно, если взрослый почитает эту книгу малышу вслух — даже если тот уже освоил азы чтения. У ребенка должно возникнуть чувство, что в своих переживаниях он не одинок: и потому что мальчик Бруно чем-то на него похож, и потому что рядом любимый, понимающий малыша взрослый».

В этой книге у мальчика Бруно возникает масса вопросов.

«…Когда священник долго и скучно говорил, держа речь над гробом, Бруно увидел, что папа плачет. Когда Бруно плакал, его утешали взрослые. А кто утешает взрослых, когда они плачут?

Бруно просто не мог себе представить, как это — умереть. „Это как будто ты спишь, просто ты уже больше никогда не проснешься“, — объяснил Ксавер. Но правда ли это? Ксавер так много врал, что Бруно не знал, можно ли ему верить в этот раз. И пока Бруно искал на небе летающую корову, Ксавер слопал его мороженое.

„А где дедушка теперь?“ — спросил Бруно спустя несколько дней.

„На кладбище“, — ответил Ксавер.

„На небесах“, — сказал папа.

„Ну, и где же?“ — спросил Бруно и посмотрел на папу, потом на брата.

„И то, и другое верно“, — сказала мама.

Тогда Бруно выбежал из дома и спрятался на сеновале. Он знал точно, что никто не может быть в двух местах одновременно.

Раньше, если Бруно чего-то не понимал, то бежал к дедушке и спрашивал у него. А теперь дедушки не было, и никто не хотел рассказать Бруно, где он. ‹…›

На всякий случай Бруно заглянул к дедушке в комнату. Вдруг он вернулся? Вдруг остальные ошиблись, и дедушка вовсе не умер? В комнате все было как всегда, только чуть более чисто и аккуратно. Кто-то, должно быть, прибрался. Но дедушки не было…»

В этой книге есть вопросы, на которые взрослые не считают нужным отвечать, а потому они остаются незамеченными. Оберегая детей от травмы, мы избегаем с ними разговоров о смерти, болезни, войне, мы закупориваем сосуд души, не позволяем развиваться сочувствию, великодушию, смирению. Это подходящий момент для разговоров о совести, чести, дружбе, любви, памяти.

Когда я читала книгу, Сева, казалось, совсем меня не слушал, он ходил по кабинету, залезал под стол, но не уходил. После того, как я закончила, разговаривать не захотел. Я попросила воспитателей спокойно отвечать на его вопросы. Рассказала маме, как говорить о папиной смерти, рассказала, что не нужно прятать от сына свое горе, что вместе они сильнее. По ее просьбе заходила в группу каждый день, чтобы Сева мог обратиться ко мне, если ему захочется.

Сейчас уже точно не помню, сколько прошло времени, прежде чем он сообщил, что его папа теперь «на небушке» и вместе с бабушкой смотрит на него. Стал задавать вопросы. Все ли умирают? Мама тоже умрет? А он, Сева, что, тоже умрет? Часто во время таких разговоров он злился на меня, даже кричал: «Ты все врешь!», плакал, но оставался в кабинете. А еще оказалось, что он невероятно внимательно слушал книгу и многое запомнил. Период трудных разговоров был совсем коротким, и вскоре Сева спокойно играл в черепашек-ниндзя со своим закадычным другом Костиком.

Сказка для врачевания детской души

Я провела эксперимент. Взяла интересную и, на мой взгляд, понятную книгу по психологии о влиянии детской травмы на взрослую жизнь и попросила прочесть и оставить свой отзыв нескольких мам с разным стажем материнства. В книге даны яркие примеры, и, когда я ее читала, мне был понятен механизм возникновения и развития травмы; чем помочь человеку на начальном этапе; что можно сделать, когда время уже упущено. После прочтения все мамы, не сговариваясь друг с другом, поделились со мной своими мыслями. Если не брать во внимание некоторые незначительные отличия, отзывы звучали так:

— То, что произошло, очень страшно! Не знаю, как они с этим справляются. Жизнь этих людей, должно быть, ужасна. Здесь уже ничем нельзя помочь.

Так вот: детские травмы можно исцелить. И если вы хотите наполнить жизнь счастьем, то это нужно делать обязательно. Замечательный психолог Александр Ефимович Алексейчик расшифровывает слово счастье — как с-частье, то есть речь идет о том, чтобы быть частью чего-то большего, чем человек. Частью Бога, общества, семьи.

В моей практике семейного психолога сказка или ее короткая сестра — метафора помогают деликатно рассказать о той проблеме, которую я вижу. А человеку помогают увидеть ситуацию со стороны. Сказка хороша для ситуаций, когда психологическая проблема маскируется. И принимает вид болезни, тика, невроза, страха, энуреза.