Галина Жукова - Управление под микроскопом

С одной стороны, Дож пытается показать Шейлоку «дорогу к жизни»: мол, ты специально кажешься злым, чтобы потом сделать доброе дело — забыть о неустойке и простить половину долга. Проявить жалость.

Но с другой стороны, Дож тем самым помещает Шейлока в «местность смерти». Ведь если Шейлок отступит, то тем самым признает, что был неправ изначально. Что он заключил договор, который не мог бы выполнить. Что он настоял на суде не для решения дела, а для демонстрации своей «человечности»… Что он не деловой человек, а шоу-мен…

И если Шейлок «простит» должника, то тем самым признает, что «носил личину злости», а вовсе не был правым по существу. И чем больше «давил» Додж, тем меньше оставлял возможности Шейлоку отказаться от своего требования, сохранив чувство собственного достоинства.

Потому что позиции все более четко разделяются — или я прав, или я не прав. Все остальное — лирика.

И чем больше набирается аргументов в пользу «прости его» (= ты не прав), тем больше твердости должно появляться у Шейлока (= я прав).

Заметим, что часть аргументов имеет несколько унизительную окраску — сравнение не с лучшими образцами человеческого милосердия, а с «турками и татарами». Что означает: ты настолько плохой, что сложно найти кого-то еще хуже. Если ты простишь должника — это будет нормально. А если не простишь — то будешь хуже всех плохих. Шантаж, между прочим.

Наверное, Вы и сами обращали внимание на то, что иногда чем больше человека уговариваешь, тем тверже становится его позиция. Значит, что-то мы делаем неверно. Надо перестать «давить». И начать делать что-то другое.

Ответ мой вашей милости известен:

Я поклялся святой субботой нашей,

Что неустойку полностью взыщу,

А ваш отказ явился бы отменой

Венецианских вольностей и прав.

Вы спросите, зачем предпочитаю

Фунт падали трем тысячам дукатов?

Я не отвечу. Ну, пускай мне так

Взбрело на ум. Достаточный ответ?

Что, если дом мой беспокоит крыса

И мне за яд не жаль и десять тысяч

Дукатов дать? Достаточный ответ?

Один не любит чавканья свиньи,

Другие бесятся при виде кошки,

А третьи, чуть волынка загнусит,

Сдержать мочи не могут, — ибо придурь,

Тиран души, внушает им пристрастья

И отвращенья. Вот вам и ответ.

Как нет разумных поводов к тому,

Что этот хрюканья свиньи не терпит,

Тот — безобидной и полезной кошки,

А тот — волынки вздутой и невольно

Себя позорит, тяготя других

Лишь потому, что сам отягощен, —

Так я и не могу и не хочу

Вам объяснить безвыгодный мой иск

Иначе, как закоренелой злобой,

Каким-то отвращеньем к должнику.

Теперь я дал достаточный ответ?

Если бы Шейлок не чувствовал себя полностью правым, возможно, он попытался бы использовать предложение Дожа сыграть роль «доброго, просто игравшего роль злого».

Но Шейлок преисполнен чувства внутренней правоты. Поэтому он даже не пытается отвечать на аргументы Дожа. У него есть свои собственные.

Во-первых, Шейлок также делает попытку превратиться в «пустую лодку»: я уже поклялся святой субботой. Поэтому не могу нарушить клятву, иначе стану клятвопреступником. Все, пути назад отрезаны, уговоры бесполезны — Шейлок не волен изменить решения. Если бы Шейлок на этом и остановился, это был бы сильный ход.

Но Шейлок продолжает — и показывает и отрицательные последствия возможного отказа в правомерном требовании. Он понимает, что создание такого прецедента может означать слишком много для Дожа, поэтому тот не рискнет ему отказать.

Далее Шейлок демонстрирует адекватность своей картины мира — он понимает, что уговоры на этом не завершатся, и следующим может быть вопрос — а зачем тебе это. И он заранее дает на него ответ. При чем ответ, показывающий, что он на самом деле не собирается на него отвечать. Я прав, и для чего мне это надо — не ваше дело. Хочу и все. Люди иногда кого-то не любят. Вот, считайте, что я не люблю должника.

Зачем Шейлок отвечает именно так? Есть ли «политическая» окраска у этого ответа? Если продолжить логику ответа, то следующей репликой могло бы стать примерно следующее: «кто-то не любит кошек, вот вы не любите евреев, и реальной причины у этой нелюбви нет никакой».

Ну, мы не знаем, что имел в виду Шекспир, можем только гадать… Двигаемся дальше.

Так выглядит ответ «от силы».

Шейлок чувствует себя правым, поэтому не пытается всем объяснить и доказать, что он прав. Я прав — и этого довольно.

Если же Вы чувствуете необходимость доказывать свою правоту — значит, правота эта не вполне полная. Понаблюдайте за собой с этой точки зрения.

Шейлок не связан социальными нормами по отношению к этим людям, его и так не считают за полноценного человека как еврея, поэтому он может себе позволить говорить открыто, все как есть.

Мы, конечно, не всегда можем себе позволить подобную форму, но самим себе говорить правду — это стоило бы делать.

А форму можно скорректировать…

Аналогично. Суд пытается навязать Шейлоку понятия о «должном» — «хорошем» и «плохом», а Шейлок называет вещи своими именами и говорит о том, что «есть».

Бассанио говорит «в общем», а Шейлок отвечает сразу конкретным примером, который противоречит этому «общему»…

Обратим внимание, что выяснить, а чем же Антонио обидел Шейлока, никто и не пытается. «Ты должен простить». А что случилось — не важно.

Антонио подливает масла в огонь.

Очередной раз унижает Шейлока, только укрепляя его в решимости «взять реванш»…

После слов Антонио бессмысленное предложение.

Задеты амбиции — и деньгами этого не покрыть…