Яэль Авраам - Почему со мной никто не дружит? Психологическая помощь детям-изгоям

Таким образом, уже на первой встрече я увидела слияние мамы и сына и поставила перед собой задачу помочь ей отделиться от ребенка, запустить процесс сепарации.

На следующую сессию пришел уже сам Шауль. Пришел не один, а с мамой. Она вошла в комнату вместе с ним и никак не хотела выходить! Объяснила это так: «Я должна быть тут, чтобы помогать ему потом». Шауль не возражал: «У меня нет секретов от мамы, она человек, самый близкий мне в этом мире. Все, что я скажу, она уже и так знает». Я вынуждена была согласиться с тем, чтобы она присутствовала на первой встрече, но все же мы договорились о том, что на дальнейшие сессии он будет приходить один. Мама Шауля сказала, что она не понимает, в чем проблема, однако относится уважительно к моим правилам. На этой совместной сессии мама пыталась отвечать на все обращенные к Шаулю вопросы. Было трудно понять, где ее мнение, а где его. Иногда казалось, что они говорят одновременно и одним голосом. Когда я просила ее не отвечать, ей было трудно сдерживаться и она, как правило, все-таки вклинивалась в наш разговор. У меня возник образ клубка ниток двух цветов, перепутанных так, что их трудно разделить. Я поделилась этим образом с Шаулем и его мамой и сказала им, что первичной целью наших встреч должна стать сепарация, надо отделить маму от Шауля.

На следующие встречи мальчик приходил один. В какой-то момент он сказал мне: «У меня нет проблем с положением в социуме. У меня есть два друга, я встречаюсь с ними в школе, и мы постоянно общаемся в интернете». Изображая графически свой класс, он разместил себя в последнем, самом удаленном от центра круге. Он был там вместе с двумя друзьями – обвел всех троих в кружок и сказал: «Мы как остров в классе, и нам хорошо». После нескольких встреч я сказала ему, что тоже не вижу у него сложностей в общении и не вижу необходимости в терапии. Шауль спросил: «А вы не можете сказать это моим родителям?»

Далее я работала только с родителями Шауля, мы говорили с ними о психологии дружбы. Я рассказала им о том, что за дружескими отношениями могут стоять разные потребности. Первая – это потребность в популярности. Успех у сверстников измеряют посредством социометрии, которая показывает, сколько детей хотят быть рядом с тем или иным ребенком, а сколько нет. Это и есть показатель популярности в группе. Вторая потребность, удовлетворяемая с помощью дружбы, – это потребность в близких, глубоких отношениях с доверием и привязанностью. Эти две потребности никак не связаны друг с другом. Есть масса детей, которых окружающие считают лидерами, рядом с которыми хотят находиться, но при этом сами эти дети не чувствуют, что у них есть друзья. И наоборот – есть множество детей, которых большинство детей класса не выбирает, а они тем не менее чувствуют себя при этом вполне комфортно. Таков Шауль. Он нормально социализирован, он доволен жизнью. Проблема в том, что родители Шауля видят только одну составляющую дружбы, а вторая для них не важна. Вернее, они видят в нем свои потребности, а не его.

Конечно, родителям Шауля было непросто понять и принять эту мысль. Поэтому в течение следующих встреч мы беседовали с ними о том, чем Шауль отличается от своих родителей; о том, что надо перестать внушать ему, что он «какой-то не такой», что прежде всего нужно увидеть в сложившейся ситуации свое разочарование, а не переживания Шауля, которых у него нет. Я постаралась сделать так, чтобы они увидели: у их сына нормальные способности строить отношения, он может отлично жить в обществе. Важной задачей было показать родителям, сколько места они занимают в жизни Шауля, помочь им понять, что они должны отойти в сторону, дать ему больше пространства. Постепенно родителя Шауля поняли и приняли мою позицию. Они смогли отделиться от сына, приняли особенности его темперамента и отнеслись к ним с уважением. А когнитивное понимание помогло эмоциональным процессам. Признание и уважение личности Шауля стало первым этапом отделения родителей от ребенка. Однако процесс сепарации – продолжительный, поэтому мы еще долго работали с мамой Шауля над этим.

Случай Рона. Помощь в восстановлении привязанности

В этой части главы я расскажу о работе с родителями, склонными к отторжению собственных детей. В таком случае психологической задачей становится восстановление привязанности, ведь большинство отвергающих родителей хотят изменить положение дел и любить своих детей. Именно такие цели я ставила перед собой в работе с Роном и его родителями. Работая с ними, я интегрировала принципы семейной терапии, основанной на привязанности, и методы когнитивно-поведенческого подхода.

Целью первых сессий является создание атмосферы доверия и помощь родителю в осознании параллели между его детским опытом и тем, что чувствует сейчас его ребенок. Важно, чтобы родители поверили, что психотерапевт не обвиняет их, ведь очень легко обвинять родителей, которые не принимают своего ребенка. Одна из возможностей выстроить доверительные отношения с родителями – поговорить об их собственном детстве. Для этого я прошу клиентов составить рассказ, характеризующий их отношения со своими родителями. Моя задача – вычленить из этого рассказа эмоциональное ядро отношений, например, одиночество, страх, грусть, и обратить на него внимание родителя, помочь ему соединить свой детский опыт с опытом, переживаемым его ребенком. Я могу сказать: «Мне кажется, вы переживали то же самое, что переживает сейчас ваш ребенок. Не хочется ли вам уберечь его от этого?» Или: «Не хотите ли вы стать тем, кто разорвет этот круг повторяющихся сценариев?» Моя цель – помочь родителю эмпатически почувствовать, что переживает ребенок сейчас, и как можно более мягко дать понять, что ребенок живет в системе, в которую включены и родители, и бабушки-дедушки, и предыдущие поколения семьи.

Родителей Рона я представила в начале этой главы (см. с. 154). Рон, 14 лет, пришел на психотерапию из-за сложностей в отношениях со сверстниками. Его поведение по отношению к товарищам характеризовалось цинизмом и желанием контролировать. Он довольно успешно осваивал социальные умения, однако из складывающейся картины становилось ясно, что необходимо поработать с его родителями. Как вы помните, мама Рона, Рахель, рассказывала о сложностях, возникших с самого начала жизни Рона, с самого его рождения. Когда она пришла ко мне, она называла сына «Корень зла» или «Источник всех моих проблем». В то же время папа Рона, Амир, идентифицировался с сыном, поскольку испытывал в детстве такие же трудности в общении.

Мотивация к терапевтической работе возникла у Рахели после нашего разговора о том, какими были ее собственные отношения с родителями, когда она была по возрасту такой, как Рон. Выяснилось, что отношения эти были непростыми. Мать Рахели развелась с мужем и бросила дочь, когда той было пять лет. После этого она вышла замуж снова, а Рахель так и осталась жить с папой и считала себя брошенным ребенком. Ее отношения с отцом были отнюдь не благополучными: он позволял себе оскорблять девочку, был груб по отношению к ней. Рахель говорит: «Я помню себя сидящей в одиночестве и плачущей из-за отношения отца ко мне. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, он всегда сердился на меня». Рассказ этот вызвал у меня огромное сочувствие. Я рассказала Рахели, сколько чувств вызвала у меня ее история: мать ее бросила, отец вел себя грубо и агрессивно, и ни тот ни другой не были для нее опорой. Эта встреча была важной и для Рахели, для меня, и для терапевтического процесса, ведь я смогла принять Рахель и лучше понять Рона.