Николай Голубей - Узник Боли: исцеление от детских и взрослых травм

Открытие, которое я сделал, новый паттерн, «слепок», что не нужно терпеть боль и дискомфорт, можно сразу решать проблемы. Можно решать проблемы в самом начале, когда ситуация или отношения только начинаются, с самого начала нужно выстраивать правильные границы.

Одним из признаков воспитания в дисфункциональных семья — это возвращение в болезненные, токсичные отношения. Я увидел, что я всегда возвращался в «семью», после любой боли, которую мне причинили. Моя мама возвращалась к папе, мои сестры возвращались в токсичные отношения с их мужьями, мы возвращались в токсичные дружеские и рабочие отношения.

Папа отвечал за травмы, мама за хронические стрессоры. До того, как я сделал Ядро травмы, то моя основная претензия была к папе. Я думал, что все это упражнение будет про папу! Но когда я капнул тему пассивной агрессии и разобрался в ней, то увидел, что моя мама всю жизнь была «прописана» в пассивной агрессии, она там жила. Моя мама и папа дополняли друг друга. Папа приносил травмирующие события, но его ущерб был короткий, как вспышка. Мама же приносила хроническую боль, хронические манипуляции, хроническую критику, хроническое навязывание чувства вины. Благодаря этой практике я смог разделить ответственность между моими родителями.

У меня были разбиты все 5 «кирпичей»: безопасность, защищенность стабильность, постоянство и ощущение контроля.

Физическая безопасность была разбита. У нас дома были крики, скандалы, наказания, напряжения. Домой было страшно идти. Физическую безопасность я сначала «добирал» на футболе, а потом в криминальных кругах, где я начал общаться.

Эмоциональная защищенность была разбита. В моей семье не было доверия, близости, нежности, любви, поддержки, заботы друг о друге. Годами я ничего не рассказывал моим родителям о себе, моих проблемах, моих переживаниях. Эмоциональную защищенность я добирал в компаниях, где употребляли наркотики и алкоголь. Есть такая фраза: «Излить душу», она как раз про эту потребность. По этой причине многие люди идут в бары, чтобы за выпивкой, заполнить свою потребность в близости с другим человеком.

Материальная стабильность — плюс-минус эта потребность была закрыта у нас в семье: всегда было что поесть, тепло в доме, было во что одеться. Но мои родители не давали деньги на карманные расходы, не покупали подарки, не покупали красивые вещи. Как результат, я начал воровать. Недавно я узнал, что моя сестра тоже воровала деньги.

В моей семье всегда были деньги, но они не тратились на семью. Они просто лежали. Инфляция постоянно подъедала эти деньги, и они уменьшались.

Однажды я увидел, что в моей жизни происходит тоже самое. Я зарабатывал деньги, но они просто лежали на карточке, я не получал удовольствие от этих денег. Я начал тратить деньги на путешествия, подарки самому себе и другие полезные вещи.

Потребность в постоянстве — потребность ребенка в правилах, в постоянстве. Но у меня в семье мама один день говорила, что папа плохой и его не нужно любить, а на следующий день мама говорила, что папа хороший и его нужно уважать.

Моя мама говорила, что семья — это самое главное в жизни. Но я видел, что мама и папа ведут себя лучше с другими людьми, чем со мной и моими сестрами.

Родители говорили одно, а делают другое.

Потребность контролировать пространство — моя мама все время перебирала мои вещи и складывала их по-своему, мои родители никогда не стучали, когда входили в комнату, они «приказывали» делать то, что они говорил, когда они говорили и как они говорили. Никто не выслушивал мое мнение, желания, мысли.

После того, как братья и сестры в детстве оставили меня одного у бабушки с дедушкой, я всю жизнь общался с более взрослыми людьми и искал их одобрения. У меня начало формироваться ощущение, что я лишний.

Я всю жизнь искал фигуру старшего брата. Мне стало это понятно, когда я узнал, что у мамы было два аборта до меня.

Я не мог понять почему во взрослом возрасте мне очень плохо на мои дни рождения и на новые года. Потом я вспомнил, что мне не дарили подарки на день рождение и новый год. Я чувствовал себя очень обделенным. Это не то, чтобы у нас не было денег — деньги были и от этого я чувствовал непонимание и несправедливость. Когда я просил что-то купить мне, то мои родители покупали не то, что я хочу, а то, что они хотят. Я начал воровать деньги у папы где-то в 11 лет и у меня было чувство, что я восстанавливаю справедливость. У меня сформировался паттерн, что если попросить у кого-то что-то, то мне откажут. Поэтому у меня появились проблемы в коммуникациях с людьми, я заведомо был уверен в отказе. Я начал брать там, где я могу, продавливать, получать силой. Я начал воровать деньги у папы и у меня было чувство, что я восстанавливаю справедливость.

Затем в течении жизни мне было очень сложно просить и договариваться с людьми. Я привык просто брать то, что я хочу.

Через все Ядро травмы у меня проходит чувство бессилия. Оно сформировалось в детстве, когда я не мог ничего сделать с папиной агрессией, когда меня не слушали и перебивали, когда вламывались в мою комнату без спроса, когда меня подавляли и т. д. Я всегда чувствовал, что я не могу ничего поменять. Во взрослом возрасте меня преследовало это чувство, поэтому есть некоторые проблемы, которые тянулись годами и не решались. Это происходило до тех пор, пока эта ситуация не поднялась из подсознания на уровень сознания. Я увидел и осознал, что я уже не маленький ребенок, я сильный мужчина, я образованный, у меня много компетенций, я сам могу решить все мои проблемы. Это звучит банально, но это так. Я пробовал техники позитивного мышления, когда я говорил правильные слова про «успех успешного успеха», но у меня не было эмоционального подкрепления до тех пор, пока я не проработал «слепки».

«Я никогда не буду таким, как мой отец!». Из-за этой мысли у меня были полностью неправильно выстроены взаимоотношения с женщинами, я не мог выстраивать границы, я не мог быть лидером, я не мог говорить о своих желаниях, я «стелился» под женщин. Я очень идеалистично относился к женщинам из-за чего у меня было много разочарований. Годами мне сложно было воспринимать женскую агрессию, манипуляции, я не мог ставить границы.

«Все сказанное вами может быть использовано против вас» — это убеждение, которое сформировалось у меня из-за того, что мама укоряла меня за мою открытость, за то, что я с ней делился чувствами и проблемами. Это убеждение было могильной плитой, которая меня накрыла. Из-за этого убеждения я годами не мог говорить о моих проблемах, трудностях, боли. Мои проблемы копились, а не решались. Я годами жил в напряжении. У меня было глубокое убеждение, «слепок», что если я расскажу о своих проблемах, то мне станет еще больнее, еще хуже.