Дэвид Брукс - Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

Вторая метафора: нравственность – это фотоаппарат. Джошуа Грин из Гарвардского университета говорит: у фотоаппарата есть набор автоматических настроек («портрет», «движение», «пейзаж»), благодаря которым происходит автоматическая регулировка выдержки и наведение на резкость при съемке каждого из этих сюжетов. Действуют эти механизмы быстро и качественно. Но большой гибкостью они не отличаются. Поэтому иногда полезно отключить автоматические настройки и снимать в ручном режиме, самостоятельно выставляя выдержку и наводя объектив на резкость. Ручная настройка занимает время, но зато позволяет делать вещи, которые невозможно сделать автоматически. Подобно фотоаппарату, продолжает Грин, мозг располагает набором автоматических нравственных «настроек», но в решающие моменты они могут отключаться, и тогда начинает действовать более медленный процесс осознанных оценок {436} 436 Joshua D. Greene, «Does Moral Action Depend on Reasoning?», Big Questions Essay Series, John Templeton Foundation, April 2010. .

Другими словами, несмотря на то, что автоматические реакции играют важную роль в принятии нравственных решений, мы все равно имеем возможность осознанного выбора. Мы можем поместить себя в ситуацию, которая укрепит нашу нравственность. Военнослужащий или постоянный прихожанин церкви, скорее всего, относится к миру не совсем так, как завсегдатай ночных клубов или член уличной банды.

Мы можем практиковаться в мелких услугах, чтобы подготовить себя к способности приносить и великие жертвы.

Мы сами можем выбрать нарратив – способ нашего рассказа самим себе о нашей жизни, ее интерпретацию. Все мы рождены в той или иной культуре, стране, языковой среде, которые мы не выбираем. Мы рождаемся с определенными химическими веществами в мозге и с определенными генетическими предрасположенностями. Иногда мы попадаем в обстановку, которая вызывает у нас омерзение. Но, оказываясь в обстоятельствах, которыми мы не всегда можем управлять, мы всегда в той или иной степени можем контролировать повесть нашей жизни. И нарратив, который мы выбираем, способен организовать действительность вокруг нас.

Мы способны рассказывать истории, которые отрицают принадлежность того или иного человека к роду человеческому, а можем, наоборот, подчеркнуть эту его принадлежность. Рене Линденберг, маленькая еврейская девочка, жила в Польше во время Второй мировой войны. Однажды группа крестьян схватила ее и собиралась бросить в колодец. Но одна женщина, услышав, что они собираются сделать, прибежала и крикнула: «Что же вы делаете, она ведь не собака, в конце концов!» {437} 437 Appiah, 160. Люди тут же отпустили девочку. Польская крестьянка спасла Рене Линденберг жизнь. Крестьянка не приводила моральных аргументов «за» и «против» убийства еврея или человека вообще. Она просто заставила односельчан взглянуть на девочку другими глазами.

Мы, однако, можем выбрать и такую интерпретацию нашей жизни, которая позволит нам снять с себя вину и возложить ее на заговоры или козни других. Или такую, которая, напротив, поможет нашему духовному росту даже в нечеловеческих условиях. «Я благодарна судьбе за испытания, выпавшие на мою долю, – сказала Виктору Франклу [124] Виктор Франкл ( Viktor Frankl, 1905-1997) – австрийский психиатр и психолог, узник нацистского лагеря. в нацистском концлагере молодая умирающая женщина. – В мирной жизни я была испорченной и избалованной, я никогда не задумывалась всерьез о духовном совершенствовании». Она показала на ветку дерева, которую видела со своих нар: «Это дерево словно говорит мне: смотри, я здесь, я здесь, я – жизнь, вечная жизнь». Это рассказ о том, как телесное поражение оборачивается духовной победой. Другие люди в подобных обстоятельствах выбирали другие интерпретации.

Как говорит Джонатан Хайдт, подсознательные эмоции превосходят силой осознанное мышление, но абсолютными полномочиями они не располагают. Разум в одиночку не способен исполнить танец морали, но он может задать тон, умело и тонко направив деятельность подсознания. Иногда шутят, что мы не обладаем свободой воли, но зато обладаем полной свободой сказать «нет». Мы не можем произвольно порождать нравственные реакции, но мы можем не подчиниться одним влечениям и подавить другие. Интуитивисты начинают с оптимистической веры в то, что врожденные склонности человека направлены к добру. Этот взгляд уравновешивается другим взглядом, более пессимистическим: моральные устремления противоречат одно другому и вдобавок соперничают с гораздо более эгоистическими влечениями.

Но этот интуитивистский взгляд дополняется концепцией о том, что нравственное чувство подчиняется сознательному контролю и поддается разумному улучшению. Философ Джин Бетке Эльштайн вспоминает {438} 438 Jean В. Elshtain, «Neither Victims Nor Heroes: Reflections from a Polio Person,» in Philosophical Reflections on Disability, eds. Christopher D. Ralston and Justin Ho (New York: Springer, 2009), 241-50. , что когда она была маленькой девочкой, то вместе с одноклассниками пела в воскресной школе короткий незамысловатый гимн:

Иисус любит маленьких детей,

Всех детей в мире,

Будь они желтые, черные или белые,

Все они милы Богу.

Иисус любит всех детишек в мире.

Эта песня намного проще, чем философия, которой Джин занимается теперь в Чикагском университете, но это был урок гуманности, посеявший в юных душах семена любви.

Семья Эрики не была воплощением совершенства. Мать преследовали мучительные страсти. Родственники постоянно донимали Эрику. Но они сумели внушить ей, что семья, страна и работа – это святое. Эти абстрактные идеи постепенно стали усвоенными чувствами.

Но Эрика выросла и попала в совершенно иной мир. Некоторые ее старые убеждения задремали, ничем себя более не проявляя. Иногда это было хорошо, иногда – плохо. День ото дня Эрика понемногу менялась. Обычно это были едва заметные внешние изменения – что-то новое в стиле одежды, иное произношение того или иного слова. Но происходили в ней изменения и более глубокие.

Если бы вы в то время спросили Эрику, как она относится к усвоенным в детстве ценностям, она бы ответила, что по-прежнему придерживается их. Но на самом деле ее вера в их бесспорную непогрешимость несколько померкла. Склонный к стратегическому планированию и расчету образ мышления ослабил чувства, которые родственники старались привить ей в детстве.

К тому моменту, когда она оказалась наедине с мистером Воображалой в номере роскошного отеля, она, сама того не сознавая, была уже совершенно другим человеком. Момент морального падения наступил не тогда, когда она решила переспать с этим мужчиной. Она даже не считала это решением. Это была кульминация происходивших исподволь подсознательных сдвигов. Осознанно Эрика никогда не отрекалась от своих старых привычных ценностей. Она стала бы яростно спорить, если бы вы сказали, что она в значительной степени уже отказалась от них. Но тем не менее эти старые принципы бытия проиграли в подсознательной борьбе за превосходство. Эрика стала более поверхностной, потеряла связь с глубинными, могучими силами своей собственной натуры.