Дэвид Брукс - Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

Прошло несколько недель. Вспоминая о происшедшем в Нью-Йорке, Эрика убедилась, что действительно можно стать чужой самой себе и что надо все время искать точку опоры, с которой удастся взглянуть на себя со стороны.

И в конце концов она рассказала себе свою подлинную историю. Это была история блужданий и искупления, история женщины, которая, сама того не заметив, сбилась с верного пути и которой надо было остановиться, оглядеться и вновь найти точку опоры, новое нравственное основание – прочное и благородное. Ей надо изменить жизнь, найти какую-то церковь, какой-то круг единомышленников и свое дело в нем, но самое главное, ей надо восстановить и укрепить свой брак, вспомнить обязательства, которые она когда-то дала.

Она всегда казалась себе напористой девчонкой, похожей на мальчишек из романов Горацио Элджера [125] Горацио Элджер ( Horatio Alger, 1832-1899) – американский писатель, автор романов о бедных детях, которые упорным трудом и целеустремленностью пробиваются к успеху. . Но время, когда ей приходилось изо всех сил утверждаться в жизни, миновало безвозвратно. Теперь пора латать пробоины, ставить новые паруса и направлять корабль к лучшим берегам.

Нарратив искупления помог Эрике трезво взглянуть на себя. Оно помогло ей вновь обрести цельность – объединить внутренние идеалы с автоматическими, инстинктивными действиями. Это помогло ей достичь зрелости. Зрелый человек, насколько это возможно, понимает, сколь разные устремления и импульсы уживаются у него в душе. Зрелый человек похож на речного лоцмана, который, проходя через пороги, спокойно говорит: «Да, в этих местах мне уже приводилось бывать».

Скоро Эрика обнаружила, что по-прежнему любит Гарольда, и даже не могла понять, как она еще недавно могла так плохо о нем думать. Он никогда не станет сотрясающим землю титаном вроде мистера Воображалы. Зато Гарольд был скромен, добр и любознателен. Любознательность и страсть к исследованию привели его к самому важном исследованию на свете – к поискам смысла жизни. От таких людей нельзя уходить, за них надо держаться. В любом случае он принадлежит ей, он – ее муж. За много лет совместной жизни они слились воедино, и пусть их отношения не были все время пылкими, волнующими и страстными, эти отношения стали сутью их жизни, ответом на все превратности судьбы, и ей надо сосредоточиться на них, а не пытаться бежать в мифическую страну мистеров Воображал.

Они впервые встретились с этим человеком перед началом его президентской гонки. В тот момент он еще боролся за выдвижение кандидатом от собственной партии и в течение нескольких недель звонил Эрике, уговаривая ее примкнуть к его команде. Его штаб лихорадочно разыскивал по всей стране женщин, представителей меньшинств и людей, имеющих опыт работы в бизнесе, а Эрика удовлетворяла всем этим требованиям сразу. Грейс звонил настойчиво, льстил, упрашивал и требовал, уповая на то, что капля камень точит, но тратил на каждый разговор не больше сорока пяти секунд:

– Как дела, сестренка? Ты уже приняла решение?

Вот так Эрика, захватив с собой Гарольда, оказалась в классной комнате какой-то средней школы, через стену от битком набитого народом спортивного зала. Сейчас они познакомятся с Грейсом, послушают его выступление перед избирателями, а потом поговорят в машине по пути на следующее мероприятие.

Около тридцати человек робко жались по углам класса, не притрагиваясь к печенью и банкам с колой. Послышались уверенные шаги, и Грейс буквально ворвался в класс, купаясь в лучах собственного обаяния. Эрика настолько привыкла видеть этого человека по телевизору, что и сейчас у нее возникло обманчивое чувство, что она видит его на экране, а не во плоти.

Ричард Грейс был живым воплощением воображаемого национального идеала – высок, строен, одет в ослепительно белую рубашку. Брюки тщательно отутюжены, волосы уложены в идеальную прическу. Лицом похож на Грегори Пека. С ним была его ослепительно красивая дочь, известная своими амурными похождениями, следствием полного родительского небрежения в раннем детстве и в юности. За ними следовали похожие на гадких утят помощники. У помощников были те же интересы, что и у самого Грейса, те же тайные амбиции, но, в отличие от него, у них у всех были отвислые животики, редкие волосы и они не блистали осанкой. Им отводилась роль нашептывающих на ухо советников, а Грейс был политическим Адонисом. Вследствие небольших генетических различий со своим боссом они проводили всю жизнь у компьютерных мониторов, а он вершил дела.

Грейс окинул помещение взглядом и мгновенно понял, что для предвыборной встречи избран кабинет биологии: на стене висели анатомические пособия с изображением мужской и женской репродуктивной системы. Он не принимал какого-то обдуманного решения, но шестым чувством мгновенно понял, что не стоит фотографироваться на фоне гениталий, и быстро переместился к противоположной стене.

В течение последних шести месяцев он ни минуты не принадлежал себе и ни разу не оставался наедине с собой. Последние шесть лет он становился центром внимания в любом помещении, куда ему доводилось войти. Он полностью отрешился от нормальной действительности и жил только интересами избирательной кампании, питаясь мимолетными контактами, как обычные люди питаются едой и укрепляют свои силы сном.

Грейс, перемещаясь по классу, являл собой воплощение энергии и бодрости. Не прерываясь, он стремительно облагодетельствовал широкой ослепительной улыбкой четверку ветеранов Второй мировой войны, двух трепетавших от благоговения школьников-медалистов, шестерых местных спонсоров и мирового судью графства. Когда-то он играл в американский футбол, был нападающим и твердо знал, как работать ногами. Короткий диалог, смех, объятие и никаких остановок. В день он набирал до тысячи таких контактов.

Люди обращались к нему с самыми неожиданными и удивительными вещами: «Я люблю вас. – Я тоже вас люблю», «Задайте ему перца!», «Я бы доверила вам жизнь единственного сына!», «Не уделите мне пять минут?», «Вы поможете мне с работой?». Ему рассказывали об ужасающих медицинских трагедиях. Ему постоянно стремились всучить какие-нибудь подарки – книги, произведения искусства, письма. Некоторые просто брали его за руку и таяли от умиления.

Каждый контакт длился не более 15 секунд, и, коротко общаясь с очередным человеком, Грейс острым, как бритва, взглядом улавливал мимику собеседника, выражение глаз, оценивал произведенный эффект. Все выказывали симпатию, все были тронуты. Он хлопал людей по плечам и спинам, обнимал за талию. Он излучал дружелюбие, изливал его на всех и каждого, лучился сочувствием и никогда не проявлял нетерпения, свойственного знаменитостям. В классе засверкали фотовспышки. Грейс обнимал людей за плечи, позируя перед фотографами. За долгие годы он досконально изучил конструкции всех фотоаппаратов мира, и если у фотографа случалась заминка, Грейс терпеливо давал ему советы – на какую кнопку нажать и сколько времени ее удерживать. При этом он, словно чревовещатель, говорил все это, не стирая с лица обворожительную улыбку. Он умел привлекать внимание и преображать его в энергию.