Дэвид Брукс - Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

– Да, – ответила Эрика и пошла обратно на кухню, чтобы принести ему холодной курицы с жареной картошкой. Она исчезла в доме, оставив Гарольда наедине с его грезами. Перед его внутренним взором замелькали картины уходящей жизни, а все вопросы, которые он задавал жизни, как и все ее ответы, растворились и остались только чистые ощущения. Он словно оказался на концерте или в кино. Осознание своей личности полностью испарилось. Это было как в детстве, когда он часами катал по полу игрушечный грузовик, увлеченный игрой до полного самозабвения.

Эрика вышла на крыльцо и уронила принесенный для Гарольда поднос. Громко вскрикнув, она бросилась к мужу и схватила его за руку. Тело его обмякло, он был совершенно неподвижен и не подавал признаков жизни. Голова его упала на грудь, из угла рта стекала струйка слюны. Эрика заглянула ему в глаза, в глаза, в которые она смотрела много десятилетий, но он не ответил ей, как обычно, теплым, любящим взглядом. Однако он еще дышал. Эрика хотела броситься к телефону, но Гарольд вдруг крепко ухватил ее за руку. Не отрывая взгляда от его лица, Эрика села рядом и расплакалась.

Гарольд был без сознания, но еще жив. В мозгу его один за другим мелькали образы, подобные тем, что мы видим, засыпая. Они сменялись совершенно хаотически. Теперь он воспринимал образы не так, как раньше, он ощущал их без слов и помимо слов. Он как бы видел всю картину сразу, а не каждый образ в отдельности. Мы бы сказали, что в этот момент он видел, как импрессионист, а не как аналитик. Он чувствовал присутствие чего-то чрезвычайно важного.

Если бы мне пришлось описывать образы, мелькавшие в затухающем сознании Гарольда, я расположил бы их на бумаге в определенной последовательности, но Гарольд видел их совсем не так. Он видел тропинку, по которой он в детстве катался на велосипеде, и одновременно – горы, видневшиеся вдали. Вот он с мамой делает уроки – и одновременно играет в футбол на школьной спортплощадке. Он снова произносил все речи, которые произнес, выслушивал все комплименты, занимался сексом, читал книги и заново переживал моменты озарений.

Казалось, еще несколько секунд, и сознание снова вспыхнет в его мозгу. Он слышал, что Эрика плачет, и на него накатила волна сострадания. Водовороты, кипевшие всю жизнь в душе каждого из них, сейчас слились в один. Ее горе, ее переживания переливались из ее сознания в его подсознательный мир. Весь осознанный порядок, все категории исчезли, испарились без следа. Их затопила волна безбрежной нежности. Гарольд лишился способности концентрировать внимание, но зато неизмеримо возросла его способность к проникновению в души других. Его отношение к Эрике стало совсем непосредственным, ему больше не нужны были слова. Не было ни раздумий, ни осторожности, ни притязаний, ни надежд на будущее, ни былых упреков. Остались лишь Я и Ты. Это было единство чистого бытия. Высшая ступень познания. Слияние душ. В этот миг он не задавал себе вопроса о смысле жизни – он получил на него окончательный ответ.

Гарольд полностью погрузился в свое тайное царство и навсегда утратил сознание. В последний момент мир перед его взором стал терять границы и очертания. Он не мог теперь воспользоваться силой сознания, но избавился от его оков. Он был благословлен сознанием, которое помогало ему направлять свою внешнюю жизнь и питать внутренние устремления, но плата за сознание была высока – знание, что смерть неизбежна. Но теперь ему не нужно было это знание. Теперь он не знал ничего, вступив в мир невыразимого.

Как хочется узнать, нашел ли он Царствие небесное, увидел ли Бога? Но этого он Эрике не сказал. Сердце его продолжало биться еще несколько минут, легкие ритмично наполнялись воздухом, а электрические импульсы продолжали плясать в его мозгу. Он сделал несколько резких движений, которые врачи назвали бы непроизвольными, но они были исполнены более глубокого смысла, чем любой осознанный жест. В один из этих моментов он сильно сжал руку Эрики, и она поняла, что это его последнее «прости».

Что было в начале, то будет и в конце – переплетение чувств, ощущений, влечений и потребностей, которые мы, выхолащивая суть жизни, называем бессознательными. Но это переплетение не было примитивной, низшей частью Гарольда. Оно не было и чем-то второстепенным, одним из препятствий, которые мы должны преодолеть в жизни. Это была его сущность – почти невидимая, недоступная пониманию. Высшая сущность.

Гарольду удалось сделать в своей жизни главное. Он сумел понять смысл жизни. Иные смотрят на жизнь как на шахматную партию, которую разыгрывают мыслящие машины. Но для Гарольда жизнь стала непреходящим слиянием любящих душ.

Никогда не знаешь, куда заведут поиски истины. Еще учась в колледже, я интересовался связями мозга и сознания. Но это увлечение было побочным, так как основная моя работа не была связана с биологическими проблемами – я писал о политике и политиках, о социологии и культуре. Но шли годы, а прежний интерес то и дело возвращался. Ученые, исследующие высшую нервную деятельность и головной мозг, добились потрясающих успехов в познании нашей интеллектуальной и эмоциональной сущности, но эти успехи пока мало сказываются на состоянии общей культуры.

Книга, которую вы прочли, как раз и стала попыткой восполнить этот пробел. Я попытался объединить научную психологию с социологией, политикой, культурой и теориями достижения успеха.

Нет нужды напоминать мне, что я решился на весьма рискованное предприятие. Исследование разума и подсознания находится лишь в самом начале своего пути, и многие добытые наукой о мозге знания и представления остаются спорными. Журналист, пытающийся приложить данные сложной научной дисциплины к проблемам нашего мира, легко может упустить нюансы, очень важные в глазах специалистов. Более того, многие справедливо возмущаются такими людьми, как я, – мы имеем возможность печататься в The New York Times и публиковаться в издательстве «Рэндом Хаус», и подчас используем эту возможность, чтобы изложить суть научных исследований длиною в жизнь в одном абзаце или на одной странице.

Тем не менее я думаю, что игра стоила свеч, потому что научные достижения последних 30 лет действительно чрезвычайно важны. Они обязательно изменят наше отношение к политике, социологии, экономике и к жизни вообще. Я попытался описать научные данные, стараясь не нарушать их корректность. Я старался выбирать только твердо установленные факты, пусть даже специалисты разных школ относятся к ним по-разному (и в науке никогда не было и никогда не будет по-другому). Я прекрасно сознаю, что я не популяризатор науки и не ученый. Я не пытался описывать принципы и механизмы работы головного мозга. Я не брал на себя смелость писать о том, какой участок мозга отвечает за то или иное поведение. Я всего лишь попытался осветить важные следствия работы мозга.