Рональд Ренг - Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки [litres]

Любовь, травма, начало трудовой жизни, недовольство своими результатами… Для сохранения успеха надо уметь справляться с десятками подобных факторов.

Улица Ханенморсвег безлюдна и ровна. Ее конец теряется где-то вдали. Похоже, она упирается прямо в низкие облака на горизонте. На асфальте уже нет следов от краски, которой Ули Думшат отмечал отрезки по 100 метров. Следы успеха стерлись. Обычная улица, по которой трое девушек бежали к облакам, а их тренер верно следовал за ними на зеленом «форде», освещая фарами путь к успеху.

Зайдя в гостиничный номер в Ганновере, я на какое-то мгновение поддаюсь заблуждению и верю, что во мне признали бегуна. На тумбочке у кровати лежит зеленая карточка с надписью: «Ваш личный план города со схемами беговых маршрутов». С обратной стороны нарисованы схемы беговых трасс в окрестностях отеля.

Однако практически сразу же я понимаю: они имеют в виду не меня лично, а всех постояльцев.

Пробежка перед деловой встречей уже стала настолько привычным пунктом распорядка дня, что отели информируют своих гостей не только о программе телевизионных передач и порядке подключения к интернету, но и о том, где можно побегать.

Когда я вижу, как кто-то выбегает из отеля в спортивном костюме, то порой задаю себе вопрос, так ли уж хороша идея бегать сквозь толпу людей возле Бранденбургских ворот в Берлине или по улице Рамблас в Барселоне. Но поскольку я еще до командировки в Ганновер знал, что меня поселят возле озера Машзее, то прихватил с собой одежду для бега.

Схема отеля предлагает мне на выбор три маршрута вокруг озера протяженностью от 6,3 до 8 километров. Совсем недавно я и подумать не мог, что все они покажутся мне слишком короткими! Я решаю выбрать малый круг, но пробежать его два раза.

К своему удивлению, я сразу же нахожу нужный темп бега. Я чувствую легкость в мышцах ног, дыхание почти не учащается. Удивление объясняется тем, что два дня назад во время длинной пробежки я ощущал неприятную тянущую боль в мышцах голени. В тот момент я злился и думал, что программа Хольцингера слишком утомляет меня и что с ней пора кончать. В то же время в удачные дни я думал, что успешно заложил основу и теперь бегать мне с каждым разом будет все легче. Сейчас, на берегу Машзее, после шести недель занятий по программе Хольцингера, я понимаю, что являюсь самым обычным бегуном, у которого случаются и хорошие, и плохие дни.

В последнее время мои пробежки длятся один час. Маршрут в Больцано составляет 11,7 километра, и я пробегаю его в среднем темпе 5:10 на километр. Иногда меня посещают сомнения: не слишком ли это быстро? Ведь Даниэль Хольцингер сказал, что мой темп – 5:30. Но потом я оправдываю себя тем, что занимаюсь по его методике уже шесть недель и за это время мои показатели настолько улучшились, что теперь мой идеальный темп медленного бега составляет уже 5:10. Разумеется, я понятия не имею, так ли это на самом деле.

Перед каждой третьей или четвертой пробежкой я обычно радовался, что теперь наконец-то могу двигаться в полную силу. Однако вот уже несколько недель чувствую, что быстрые пробежки не приносят мне былого удовольствия.

Боль в мышцах бедер от насыщения молочной кислотой появляется уже через полторы-две минуты – как раз тогда, когда я собираюсь по-настоящему ускориться. И каждый раз все заканчивается тем, что я сокращаю интервалы с трех минут до 90 секунд или уменьшаю количество спринтов с десяти до семи. Я пытаюсь убедить себя в том, что мне, видимо, надо снизить скорость интервальных забегов. Существует большая разница между 95 и 90 процентами максимальной нагрузки. В результате я вот уже десять дней вообще не выполняю быстрые забеги.

Видимо, сначала мне надо заложить хороший фундамент выносливости в ходе медленных пробежек, говорю я себе. Бег вообще делает нас королями самооправданий. Ведь как-то же надо объяснять свои неудачи и несовершенство! Если спросить спортсменов после забега, как они оценивают свое выступление, то лишь 20 процентов начнут рассказывать о своих результатах, а остальные 80 процентов для начала заявят, что бежали в простуженном состоянии.

Разумеется, я тоже простужен, что неудивительно в такую промозглую погоду. Я бегу трусцой по берегу Машзее среди больших голых деревьев, испытывая раздвоение личности. С одной стороны, я бегу расслабленно и наблюдаю, как лучи зимнего солнца играют на воде. С другой стороны, я напоминаю себе, что, если навстречу попадется другой бегун, надо произвести на него впечатление за счет свободных движений руками и более энергичного отталкивания.

Когда бежишь не на результат и без особых усилий, то бег представляет собой довольно монотонное занятие без успехов и провалов, и я задаю себе вопрос, есть ли в этом вообще какой-то смысл. Не становится ли он в таком случае какой-то функцией, выполняемой без участия сознания, вроде сна? А поспать я вообще-то люблю.

Перед стадионом «Мольцберг» в Бецдорфе стоит человек, ставший иконой бегового движения, но узнать его не так-то просто, потому что на нем форма судьи. Ганс-Юрген Ортман, серебряный призер мирового первенства 1980 года по кроссу, только что провел футбольный матч в рамках движения «Молодежь готовится к Олимпиаде» между гимназией и реальной школой Бецдорфа.

Ортман переодевается прямо на парковке перед стадионом, склонившись над багажником автомобиля. Даже в свои 64 года он способен произвести впечатление. При росте 190 сантиметров его вес, по моим прикидкам, составляет вряд ли больше 63 килограммов. Столько же он весил и почти сорок лет назад, будучи бегуном экстра-класса. Многие зрители не помнили его имени, потому что Ортман был известен всем под своей кличкой Оглобля. У него все длинное, даже лицо.

Со стадиона Гансу-Юргену Ортману надо сразу спешить в гимназию имени фон Штайна, где он руководит шахматной секцией. Судейское трико он меняет на темно-красную рубашку, а футбольные бутсы – на кроссовки. Кроссовки по размеру напоминают корыто. «Размер 50 с половиной», – сухо констатирует он. Хотя в багажнике лежат джинсы, он остается в тренировочных брюках. Может, ему просто неохота представать передо мной в трусах на парковке?

«Даже играя в шахматы, я ношу спортивную одежду, – объясняет Ганс-Юрген Орман. – Ведь шахматы для меня – это тоже спорт».

В 30 с лишним лет, когда возраст заставил задуматься об уходе из большого спорта и встал вопрос, чем заниматься дальше, Ортман стал футбольным арбитром. Футбол увлекал его так же, как бег, а кроме того, он решил испытать себя. Сможет ли он запомнить наизусть все 1200 правил этой игры? Он смог. Вдобавок Ортман получает компенсацию денежных расходов за судейство матчей любительских команд – от 12 до 35 евро за игру. Ганс-Юрген живет на гонорары за руководство шахматной секцией, судейство футбольных матчей, подмену учителя биологии в школе. Кое-кто из его знакомых полагает, что нельзя же всю жизнь перебиваться случайными заработками. Но Оглобля считает это умением жить. «Я всегда умел зарабатывать деньги, оставаясь свободным человеком».