Рональд Ренг - Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки [litres]

В коридоре школы Ортман останавливается перед доской объявлений. Там вывешены результаты шахматного турнира. Он с гордостью говорит, что в созданной им шахматной секции сегодня занимаются 32 школьника.

Бег для него – это лишь один из трех любимых видов спорта наряду с футболом и шахматами. Ортману понадобилось немало времени, чтобы полностью избавиться от мыслей о результатах и воспринимать бег только как часть общения с природой. После ухода из большого спорта он поначалу выступал в соревнованиях по бегу среди ветеранов, так как не мог расстаться с привычкой побеждать. Но боли в коленях все чаще напоминали ему о том, что главная цель бега в старости – это только радость движения.

Колени буквально взывали о помощи. Его вес стал слишком большим и достиг 75 килограммов при росте 190 сантиметров. «Колени не в состоянии были выдерживать такой вес во время бега». Поэтому в 60 лет Ортман решил вернуться к своему «боевому» весу. «Я решительно отказался от всех сладостей и еды на ночь, хотя это было нелегко. Когда вечером я поднимаюсь по лестнице к себе в квартиру, а из всех дверей так вкусно пахнет чем-то жареным, мне хочется взломать эти двери и ворваться к соседям!»

Но колени, по его словам, выдерживают только 65 килограммов. И хотя Ортман бегает исключительно для себя, у него все-таки есть одна большая цель – добежать до Луны. За свою жизнь Ганс-Юрген Ортман пробежал 350 тысяч километров. Он постоянно вел беговой дневник и до сих пор аккуратно записывает в него от руки каждый пройденный метр. Однажды он прочитал, что минимальное расстояние от Земли до Луны составляет 357 тысяч километров. «Иногда я лежу в кровати, смотрю в окно и говорю себе: “Если бы существовала дорога на Луну, ты уже мог бы быть там”. Вот только вернуться назад было бы проблематично», – добавляет он.

Сегодня я должен стать на несколько лет моложе. Окрыленный этим убеждением, я отказываюсь от такси и иду пешком полтора километра от центрального вокзала в Штутгарте до Института функциональной диагностики Даниэля Хольцингера. По данным первой спироэргометрической пробы, проведенной три месяца назад, мне был 31 год. С тех пор мой метаболический возраст должен был, по моим расчетам, уменьшиться, потому что в последние недели я уже без особого труда привычно наматывал медленные круги, а скоростные забеги в промежутках вообще проходили, на мой взгляд, с блеском.

Как и было запланировано, три месяца я использовал в тренировках формулу Хольцингера, и вот теперь настало время проверить эффект в ходе второй спироэргометрической пробы.

Я убежден, что добился прогресса, но, чтобы быть в полной уверенности, что и неподкупная машина будет такого же мнения, я сразу после приезда в Штутгарт достаю из кармана аэрозольный баллончик со средством против насморка. Разумеется, потому, что я простужен. Почему-то я всегда чувствую себя простуженным, когда много бегаю. Я два раза брызгаю себе в нос сальбутамол. Это средство от астмы выписал мне врач, потому что в детстве я страдал сильной аллергией на цветочную пыльцу и испытывал трудности с дыханием. Правда, это не мешало мне с полной отдачей заниматься спортом. Главное – перед каждым забегом принимать средство, расширяющее бронхи. Пару недель назад я прочитал в журнале Spiegel, что это допинг. В статье было написано, что два английских футболиста не прошли допинг-контроль, потому что использовали средство против астмы сальбутамол. Это название показалось мне знакомым, я пошел в ванную и заглянул в аптечку. Действительно, это он и есть.

Но, поскольку сальбутамол никак не способствует моим успехам в спорте, будь то игра с сыном в футбол или с дочкой в мяч, могу только посоветовать начинающим любителям допинга выбрать какое-нибудь другое средство. Сам же я решаю все-таки воспользоваться именно им. А чтобы немного размять мышцы, иду к Даниэлю Хольцингеру пешком, вместо того чтобы взять такси.

Уже через несколько минут я стою в дыхательной маске на «бегущей дорожке». На этот раз обходится без инструктажа, потому что я не собираюсь тратить время на разговоры. Мне хочется знать, насколько моложе я стал.

Я жду, когда лента подо мной придет в движение, и чувствую, что у меня подкашиваются ноги. А что, если результаты окажутся хуже, чем во время первого теста?

Судя по ощущениям, 2–3 недели назад я был в лучшей форме, чем сейчас. С тех пор я не раз, будучи в командировках, ужинал в ресторанах, не отказывался от десерта и даже пил вино. Вес опять вырос с 78 до 80 килограммов, то есть стал таким же, как и в исходной точке три месяца назад. По голосу Даниэля Хольцингера я чувствую: он разочарован тем обстоятельством, что, несмотря на изменившийся тренировочный режим, я не сбавил вес. Я пытаюсь объяснить, что две недели назад был на 2 килограмма легче, честно, на самом деле. Но, похоже, он мне не совсем верит. Да и зачем вино было пить?

Медленно, но неотвратимо «бегущая дорожка» наращивает темп. Я начинаю подключать к ходьбе движения руками, потом перехожу на трусцу и не чувствую легкости. Два дня назад, когда я совершал 12-километровую пробежку вдоль Талверы, у меня было ощущение суперлегкости. Может, стоило сделать паузу перед тестом, как в свое время перед соревнованиями? Зная, что целью теста является дыхание, я начинаю обращать на него повышенное внимание и от этого внезапно забываю, как правильно дышать. Во время первой пробы я неотрывно смотрел на голубой ящик у противоположной стены лаборатории, но сегодня его там нет. Я пытаюсь найти на стене какую-то визуальную зацепку для глаза и вижу только часы, которые показывают 14:47. Нет ничего хуже, чем во время бега постоянно смотреть на часы. Но я уже не могу отвести от них свой взгляд, поэтому все мысли теперь крутятся только вокруг времени. Мне предстоит бежать до тех пор, пока на часах не будет 15:05. Господи, как еще долго! А часы не торопятся и по-прежнему показывают 14:47.

«Мне кажется, ты какой-то уставший», – говорит Даниэль Хольцингер.

Я вздрагиваю. Как он это узнал? Должно быть, многолетний опыт общения со спортсменами позволяет ему сделать такой вывод из напряжения тела и движений бегуна.

Эти слова попадают в самую точку. Если Даниэль так говорит, значит, ощущения меня не обманывают и я действительно устал.

Я ничего не отвечаю, чтобы не сбиться с ритма дыхания, которым сейчас дорожу больше всего на свете. Я напряженно жду от него еще чего-нибудь. Может, его следующие слова помогут забыть то, что он сказал мгновение назад. В прошлый раз Хольцингер говорил что-то ободряющее типа: «Первого вентиляционного порога пока еще даже в помине нет». Почему на этот раз он молчит? Тренажер показывает скорость 10,5 километра в час. Может, я уже преодолел первый вентиляционный порог, а Даниэль ничего не говорит об этом просто из жалости?