Рональд Ренг - Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки [litres]

Правда, я сомневаюсь в том, что соотношение медленного и быстрого бега 80/20 подходит всем. Даниэль Хольцингер тут же соглашается со мной: «Это только ориентировочные параметры. Не надо принимать их за истину в последней инстанции. Особенно это касается бегунов, занимающих диаметрально противоположные позиции на шкале, то есть новичков и профессиональных спортсменов. Они, на мой взгляд, должны снижать процент километров, пробегаемых в быстром темпе. Представь, что ты пробегаешь 160 километров в неделю. Двадцать процентов от них – это 32 километра. Для скоростной работы это слишком много. Ты рискуешь чрезмерно перегрузить организм».

Да и сам основоположник теории тренировок 80/20 Стефен Зайлер приводит в качестве примера для обоснования своей концепции норвежского бегуна с препятствиями Эйстейна Сюлту. А ведь Сюлта отводил на скоростные отрезки не 20, а только 13 процентов, что намного меньше.

Для того чтобы формулы пользовались успехом, они должны иметь наглядный и запоминающийся характер. Распределение 80/20 по виду схоже с принципом Парето. Возможно, именно этим и объясняются такие цифры. Итальянский экономист Вильфредо Парето в конце XIX века высказал предположение, что в жизни и экономике 80 процентов результатов достигается за счет 20 процентов прилагаемых усилий. Это поразительное наблюдение находит подтверждение в действительности. Примерно 80 процентов своей жизни мы тратим на повседневные дела типа сна, чистки зубов, глажения одежды. Но самые яркие жизненные впечатления приходятся на оставшиеся 20 процентов – любовь, летняя ночь, проведенная на природе, захватывающая книга. То же самое и в беге: 80 процентов тренировки используется для закладки основ и развития выносливости, а 20 процентов – для шлифовки техники и повышения скорости. Но, как и в случае с любовью, летними ночами и книгами, у кого-то эта часть жизни составляет не 20, а всего 13 или даже 5 процентов.

Чем дольше мы сидим с Даниэлем Хольцингером в лаборатории и рассуждаем о его теории, тем яснее мне становится, что мое не такое уж значительное повышение результатов за три месяца вполне соответствует ожиданиям. Но сегодня мне все-таки хочется стать на пять лет моложе.

На этот раз компьютер вообще не выдает данных о моем метаболическом возрасте. Да оно и к лучшему. Мне не требуется документальное подтверждение того факта, что я стал лишь ненамного моложе. Компьютер подсчитывает истинный биологический возраст в том числе и на основе измерений обхвата талии и содержания жира в тканях, а у меня изменений в этом не наблюдается. Но, как и любой хороший тренер, Даниэль Хольцингер находит в качестве мотивации успех другого рода: «Если учитывать только удельное потребление кислорода, то ты входишь в 10 процентов лучших двадцати летних молодых людей. Моложе уже некуда!»

И это утешает.

В дверь заглядывает жена Даниэля Катрин. Она испекла творожный пирог – очень вкусный. Не хотим ли мы попробовать по кусочку? Я вежливо отказываюсь и при этом вру, что после бега вообще не испытываю голода. Пока Даниэль с аппетитом поглощает свой кусок, я чуть не захлебываюсь слюной. Должно быть, в этот момент я представляю собой довольно смешное зрелище. Но мне надо проявлять стойкость. Кроме того, отказ от пирога должен послужить мне наказанием за то, что я не совершил чуда на «бегущей дорожке».

Волонтер, стоящий на финише с целой коробкой медалей, не вручит мне награду. Но, прикрепляя в десять часов утра на берегу озера в Альтвармбюхене стартовый номер 386 на свою майку – рутинная процедура, которую я в годы своей спортивной карьеры всегда проводил с педантичной точностью, – я об этом еще не знал. Я аккуратно загибал уголки номера, чтобы у бумаги в тех местах, где ее протыкают булавкой, была двойная плотность. Номер я прикреплял так, чтобы верхняя часть была на груди, а нижняя – на животе, и был абсолютно убежден, что его размещение в самом благоприятном с аэродинамической точки зрения месте влияет на скорость бега не меньше, чем разминка или тактика. Спустя 26 лет мне удается это только с третьей попытки, да и то слегка кривовато. Однако чувство, сопровождающее получение стартового номера, ничуть не изменилось. Это сочетание неуемной радости предвкушения, волнения и мании величия. Сегодня я участвую в соревнованиях.

Я снова в командировке в Ганновере, в том же отеле, где в номерах есть схемы беговых маршрутов. Заселившись, я прочитал объявление о массовом забеге в пригороде Аль-твармбюхен и подумал: «А может?..» Чтобы не выдумывать себе всяких предлогов и отговорок, я позвонил сыну и рассказал о своем возвращении в спорт. После этого пути назад уже не было. Сын сказал:

– Я не занимал бы первое место. Когда ты будешь писать об этом забеге в своей книге, это будет выглядеть как хвастовство.

– О'кей, хороший совет, – ответил я, чувствуя, что опасность занять первое место слишком преувеличена.

На выбор предлагалось несколько дистанций, в том числе 10,8 и 7,2 километра. Без лишних раздумий я выбрал самую короткую дистанцию 3,6 километра – один круг вокруг озера.

Как это часто бывает во время массовых забегов в Германии, для начала пришлось решать проблему с автомобилями. Маленькая парковка возле лодочной станции в Альт-вармбюхене была заполнена под завязку уже перед первым забегом. Образовалась очередь из машин с работающими двигателями. Часть из них после длительных маневров полулегально припарковалась на опушке леса и в ближайшем жилом квартале. Вся эта суматоха вызывала у меня радостное возбуждение. Я сидел на заднем сиденье желтого «пассата» своих родителей и смотрел в боковое окно на людей, которым хотелось только одного: выйти из машин и начать бег. В такие моменты у меня возникает возвышенное, хотя и весьма субъективное впечатление, будто весь мир вертится вокруг бега, даже если речь идет всего лишь о массовом забеге в каком-нибудь Римбахе, Корбахе или Бермбахе.

Каждый раз, когда мы ехали на кросс или другие соревнования, отец всегда говорил: «Сейчас нам надо только найти водителя в тренировочном костюме и пристроиться вслед за ним». Ясно же, что в таких местах все едут бегать. В результате этой тактики мы один раз оказались на окружных соревнованиях по художественной гимнастике и много раз приезжали к деревенским футбольным полям.

Этим утром в Альтвармбюхене собралось больше 400 бегунов. Каждые выходные в стране проводятся десятки подобных забегов. Самой юной участнице в Альтвармбюхене три года, а самому старшему – 81.

Зачем они все бегают?

В эпоху, когда человек благодаря различным вспомогательным техническим средствам привыкает двигаться как можно меньше, миллионы людей инстинктивно или под влиянием извне осознают, что организм по-прежнему требует движения, как ему и предназначено природой. Существуют десятки видов бега и бесчисленное множество мотивов, заставляющих нас бегать, что я и постарался продемонстрировать в книге. Кто-то бегает, чтобы достичь состояния внутреннего покоя. Кто-то – для того, чтобы позволить себе есть сладости. А кто-то – для того, чтобы внести свой результат в таблицу. Люди бегают везде: в пустынях, тюрьмах, на Олимпийских играх, в Восточной Фрисландии. Но, глядя на этот праздник бега в Альтвармбюхене, я подозреваю, что большинством движет чувство общности, хотя бег является вроде бы индивидуальным видом спорта. Бег объединяет людей. Даже при наличии элемента состязательности они все-таки бегут вместе, а не против друг друга. Да и рассматривание и обсуждение таблицы результатов на финише доставляет больше радости в кругу соперников, чем в одиночку.