Сергей Белорусов - Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия

Потому что любовь просит взаимности. «Невзаимной любви не бывает» — расхожая фраза но здесь применимая.

Бог здесь перечисляет, что сделал для своего народа и словно бы на равных спрашивает — «А вы?» Я для вас это сотворил, а как насчет того, чтобы наши отношения строились как то, тепло, что ли? Думается, что это приглашение к диалогу, сформулированное вновь в дидактично рекомендательной Освятите этот день. Дайте Мне одну седьмую. И достаточно.

Шесть дней Господь творит мир. В седьмой, согласно, Писаниям — отдыхает. Отдохнем и мы с Ним? В смысле, побудем с Ним? Насладимся покоем? Даруем его тем, кто от нас зависит? Тем самым уподобивщись Ему. Ибо весь смысл Христианства — уподобление Богу. Как это у католиков, одна из классических духовных книг называется «Imitatio Cristi» — имитация Христа в дословном переводе. Хотя к чести сказать современных католических мыслителей, последняя книга моего наставника католического священника и психотерапевта Адриана Ван Каама называется «Becoming the Christ» — становление Христом. И здесь он вплотную подходит к специфически православной смыслообразующей концепции «теозиса» — обожения. То есть человеческого назначения — стать Богом, равным Богу не по Сущности, но по благодати, как это четко выразил в 4-ом веке один из ранних Отцов Церкви — «Бог стал Человеком, для того, чтобы человек стал богом».

И это возможно для нас, когда мы опираемся на заключительные слова этого члена Символа Веры: «воскресшего и седящу Одесную Отца».

Значит не только равного Отцу, но имеющего милость обращаться к Отцу. За нас. Бог Тот же, но Бог просящий, склонившись. И не просто вот так, передающий ходатайства, а каждый раз напоминающий о Своей Крови. Омывающий Своею Кровью наши грехи. Ничего не забывший, но все простивший. Одесную — то есть правою Рукой, действующей рукой. Сильной рукой спасателя. Но и это еще не все, ибо следующие слова Символа гласят:

7—8. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца.

Первое пришествие Бога в мир, вряд ли объективный наблюдатель назовет славным. Славным его можем сделать мы. Когда Евангельская история станет действительно самым славным наполнением нашей жизни. Подчеркнем еще раз — невероятную бережность Христианского Бога своим последователям. Никакого насильственного принуждения чудесами, знамениями. Всегдашнее оставление места сомнению, а стало быть выбору, а стало быть — свободе принятия. В отсутствии давления авторитетом, в присутствии приглашения, а не запугивания адом или соблазнения Раем — особенность христианской веры.

Да, христиане верят, что второе Пришествие будет со славою. И вот здесь важно, что оно будет неопровержимым. Об этом в Евангелии от Матфея, гл.24:

« 25 Вот, Я наперед сказал вам. 26 Итак, если скажут вам: „вот, Он в пустыне“, — не выходи'те; „вот, Он в потаенных комнатах“, — не верьте; 27 ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого»

А вот это напрямую о конце света, когда уже нельзя будет колебаться и выбирать. Гляньте, сейчас то в одной газетке, то в другой телепередаче, кто-то объявляет себя Христом. Вот для этого мы и собираемся здесь для ликбеза — просто не верить тому, что не будет очевидно. Теперь, Христос не явит Себя тайно. Отныне, при втором и славном пришествии не будет место сомнению. Где вопрос — а не он ли? — очевиден ответ не Он. Этому учит Символ. Секу Асахара может писать «Провозглашая себя Христом». Кришнаиты могут издавать книжицы вводя в заблуждение созвучием «Кришна-Кристус», мол одно и то же. Нет. Мы предупреждены — не одно. Когда Христос придет судить — Он будет очевиден до конца, исчерпывающе, без возможности спрятаться. И каждого, живого и мертового призовут.

«Страшный суд» — есть такое расхожее выражение об этом событии. Проследим этимологию этого прилагательного. Запугивающий? Угрожающий? Вызывающий ужас? Ну что ж, все неизвестное вызывает в нас некоторую долю напряженности. Только представим на минуту, Кто будет нас судить?

Разве кто-то из приходящих ко Христу в Евангелии боялся? Напротив, все шли охотно — кто с надеждой, кто из любопытства, а кто искушая… Даже случалось, крышу проламывали, чтобы попасть к Нему, помните, об этом в Евангелии от Марка, гл.7:

« 1 Через несколько дней опять пришел Он в Капернаум; и слышно стало, что Он в доме.

2 Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово.

3 И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; 4 и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный. 5 Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои.»

А еще пронзительно пишет об этом христианский просветитель Армении Грегор Нарекаци (10 век):

Так что для людей, скажем аккуратно, психологически, испытывающих симпатию ко Христу, этот суд не будет «страшным». А вот во втором значении этого слова, страх —страсть, то есть обличение, обнаружение, обнажение, «страстей» наших будет… чтобы счистить, в последний момент, все налипшее на нас мирское как прогнившие ракушки к днищу корабля, пока они не разъели все способное плыть в Царство Небесное в нас — будет. И возможно процесс этот будет болезнен. Но может быть это о том, как женщина всегда мучится болями в родах, но потом никогда не жалеет об этом, потому что был человек родившийся. А на этот раз — «Для Царствия, которому не будет конца»

9. И в Духа Святаго, Господа животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшего пророки.

Ипостасям Бога Отца и Бога Духа Святого посвящены по одному члену Символа Веры, потому что открыты нам Они менее чем Ипостась Спасителя, посетившего нас, евшего, пившего, страдавшего с нами.

Нам предложено к вере догматическое знание о том, что Бог Дух Святой исходит от Бога Отца, хотя в средние века католические богословы внесли маааааленькую поправочку в символ — «филиокве» — то есть «и от Сына». И это слово является непреодолимым препятствием в догматике двух земных церквей. Психологические мотивы их были понятны — возвеличить Ипостась Сына, но вот эта приторность, как своего рода отсутствие трезвого духовного «вкуса» свойственная иногда разгоряченной мистике исказила незыблемую единую стройность свойственную Восточному восприятию Троицы как Единой и Нераздельной, абсолютно гармоничной и абсолютно непостижимой.