Владимир Лебедев - Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции

— Воистину ты злишься на меня за то, что я не явился тебе как-нибудь в красном сиянии, «гремя и сверкая с опаленными крыльями», а предстал в таком виде. Ты оскорблен... как дескать, к такому великому человеку мог войти такой пошлый черт?

— Ни одной минуты не принимаю тебя за реальную правду, — как-то яростно воскликнул Иван. — Ты ложь, ты болезнь моя, ты призрак. Я только не знаю, чем тебя истребить. Ты моя галлюцинация. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны... моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых... ты — я, сам я, только с другой рожей. Ты мне говоришь то, что я уже мыслю... и ничего не в силах сказать мне нового».

Казалось бы, на психотическом уровне переживаний у Ивана нет никаких сомнений, так как болезненность появления черта с психиатрических позиций грамотно доказывается им самим. Г. Гессе, рассматривающий черта как подсознание Ивана, как всплеск забытого содержимого его души приближается к этому пониманию. Но тут же в качестве контрдовода он пишет, что Иван, несмотря на свои знания и уверенность, все же «беседует с чертом, верит в него — ибо что внутри, то и снаружи! — и все же сердится на черта, набрасывается на него, швыряет даже в него стакан — того, о ком он знает, что тот живет внутри него самого» ( 95, с. 64).

В своем исследовании Г. Л. Боград выяснила, что прототипом Ивана был богохульник А. М. Пушкин (родственник Александра Сергеевича) — офицер и профессор математики, который не прочь был выпить. Когда же А. М. Пушкин заболел и заперся в кабинете, то его дворня несколько ночей явственно слышала доносившиеся из комнаты барина два спорящих голоса. Лакей, ворвавшийся в кабинет, увидел «своего патрона среди комнаты, размахивающего руками и поистине страшного в испуге. Алексей Михайлович, устремив глаза на какой-то невидимый лакею предмет и ругаясь с каким-то таинственным гостем, замечает незваного камердинера и кричит что есть мочи: «Пошел, пошел прочь! Не мешай нам, мы тебя не спрашиваем, убирайся покуда цел, пошел!»

Рассказ самого А. М. Пушкина о видении в письме Булгакова был изложен так: «Видел, что идет по лестнице... встречает черта. Этот берет его к себе на плечи и тащит в подземелье. Попадается Пушкину духовник его жены. Батюшка, освободи меня от черта. Но поп вместо ответа говорит черту: неси куда велено».

Интерес этих описаний для наших рассуждений обусловлен как их клинической яркостью, так и аналогиями с «кошмаром Ивана». С одной стороны, картина психического расстройства достаточно четко укладывается в развернутый алкогольный психоз («белая горячка): и зрительные устойчивые галлюцинации, и тесно связанное с присутствием черта поведение, и страх и т. д. (имеющиеся в рукописи упоминания об «очищенной» водке наводят на мысль о хроническом пьянстве Ивана).

Клинические наблюдения раздвоения личности при шизофрени и других формах заболеваний подробно рассмотрены в монографии, посвященной психологии и психопатологии одиночества ( 94). Однако на стадии декомпенсации в экстремальных условиях раздвоение личности у здоровых людей может близко приближаться к формам патологии. Так, Д. Слокам рассказывает, что однажды он отравился брынзой и не мог управлять яхтой. Привязав штурвал, сам лег в каюте. Начавшийся шторм вызвал тревогу. Когда он вышел из каюты, то у штурвала «увидел» человека, который управлял яхтой: «Он перебирал ручки штурвального колеса, зажимая их сильными, словно тиски, руками... Одет он был как иностранный моряк: широкая красная шапка свисала петушиным гребнем над левым ухом, а лицо было обрамлено бакенбардами. В любой части земного шара его приняли бы за пирата. Рассматривая его грозный облик, я позабыл о шторме и думал лишь о том, собирается ли чужеземец перерезать мне горло; он, кажется, угадал мои мысли. «Сеньор, — сказал он, приподнимая шапку. — Я не собираюсь причинить вам зло... Я вольный моряк из экипажа Колумба. Я рулевой с «Пинты» и пришел помочь вам... Ложитесь, сеньор капитан, а я буду править вашим судном всю ночь...» Я подумал, каким дьяволом надо быть, чтобы идти под всеми парусами, а он, словно угадав мои мысли, воскликнул: «Вот там, впереди, идет «Пинта», и мы должны ее нагнать. Надо идти полным, самым полным ходом».

Появление двойника-помощника у Д. Слокама можно объяснить глубокой, эмоционально насыщенной настроенностью, острой необходимостью в посторонней помощи.

Здесь следует сказать, что слушатели-космонавты, в отличие от испытателей, из-за боязни, что их могут отчислить из Центра подготовки, скрывали целый ряд необычных психических состояний, возникающих у них в сурдокамере. Только после полета они были более откровенны. Так, один космонавт Ф. участвовал в сложном сурдокамерном эксперименте. Ему предстояло непрерывно работать без сна трое суток, выполняя операторскую деятельность на тренажере. В последующем ритм сна и бодрствования был «дробным». По ходу эксперимента вводились «аварийные ситуации». Повышенная активность во время ликвидации «аварий» сменялась апатией, сонливостью. Затем возникло беспричинное тревожное состояние. К концу эксперимента Ф. «увидел», что в камеру вошел незнакомый врач. Поразило то, что он был одет в черный халат, и на голове его была такого же цвета шапочка. Большая черная борода и солнцезащитные очки делали его лицо похожим на маску. У испытуемого появился страх и он хотел спрятаться за креслом. «Врач» стал порицать его за плохое проведение эксперимента, грозя не допустить к космическому полету. Когда Ф. с ним спорил, доказывая, что все он делал в соответствии с инструкциями, то периодически воспринимал «врача» как реального человека. В паузах диалога осознавал, что это ему только кажется. В эти моменты возникал страх за свое психическое здоровье и появлялось желание включить аварийную сирену — сигнал о прекращении эксперимента. Чтобы избавиться от призрака вставал с кресла и делал физические упражнения, что на некоторое время избавляло от тягостных переживаний. По его словам, с большим трудом довел эксперимент до конца.

Нами были подняты из архива документы о проведении эксперимента, в котором участвовал тогда еще слушатель-космонавт Ф. Анализ ЭЭГ показал, что к концу эксперимента у Ф. произошел выраженный сдвиг биопотенциалов в сторону медленных волн в часы бодрствования, что свидетельствовало о развитии гипнотических фаз. Данные ЭЭГ также свидетельствовали, что в часы, отведенные для сна, у Ф. сон был не полноценный (поверхностный, с частыми пробуждениями).

Дежуривший в аппаратной врач, по профессии не психиатр, расценил поведение и монологи испытуемого «как игру одного актера». Не придав большого значения наблюдавшейся картине, в журнале наблюдений он сделал скупую запись.