Роджер Смит - Чувство движения. Интеллектуальная история

Издание трудов Мюллера и Вебера осуществлялось в то время, когда в германоязычном академическом мире наблюдалось сравнительно быстрое развитие экспериментальной физиологии как самостоятельной институализированной дисциплины. В этих условиях научное изучение всех видов чувств превратилось в систематизированную, экспериментальную и специализированную область, в которой нечего было делать людям без надлежащей подготовки – отчасти еще и потому, что для этого требовались навыки работы с измерительными и записывающими приборами, которые постоянно совершенствовались. Из этого, однако, не следует, что всякие отношения между философским и эмпирическим подходами прервались в XIX веке; скорее это показывало рост разногласий по вопросу о том, какие именно отношения между ними сложились и какими они должны были бы быть. Неразрешенные противоречия наглядно проявились в трудах выдающегося физиолога и физика Германа Гельмгольца. Будучи всецело преданным эмпирическим, экспериментальным методам исследования чувствительности как материального, имеющего физическое воплощение феномена, он тем не менее ставил философские вопросы, на которые не находил эмпирических ответов [127] Ключевые положения Гэри Хэтфилда («Гельмгольц и философия» – Hatfield, 2018) я охотно включил бы в свой текст. Рассматривая взгляды Гельмгольца по отношению к Фихте и отдельно к метафизике, Хэтфилд ставит Гельмгольца в один ряд с немецкими учеными-представителями «физиологического кантианства», среди которых упомянуты Штейнбух, Каспар Теобальд Тортуаль, Мюллер, Лотце, Фолькманн и Вундт. Я касаюсь этого вопроса здесь и в главе 6, но Хэтфилд четко формулирует, что именно стоит за идеями о мышечной чувствительности в свете германоязычных исследований чувств. Физиологов в то время занимала философская проблема «экстериоризации» – переноса субъективных ощущений на внешний мир. В этом конкретном контексте их дискуссия по поводу истоков оппозиции «я»/«не-я» перекликается с рассуждениями Фихте и, как я обрисовал в этой книге, с дискуссией в намного более широком контексте. .

Фундаментальное «Руководство по физиологической оптике» (1856–1866) Гельмгольца, в котором изложен опыт оригинальной экспериментальной работы и предпринята попытка научного синтеза, внесло важный вклад в изучение связи мышечного чувства и зрительного восприятия. С беспрецедентной детализацией и точностью Гельмгольц описал, какую роль выполняют движения глаз при формировании поля зрения. Его труд показывает, что к изучению субъективно ощущаемых мышечных движений можно применять критерии строгой науки, хотя в данном случае предметом научного анализа было зрительное восприятие, а не чувство движения. Более того, подобные двигательные ощущения Гельмгольц относил к «бессознательным». Таким образом, мышечная чувствительность оказывалась элементом познания сенсорного мира, пусть и не в качестве самостоятельной дисциплины. В этом исследовании ей отводилась вспомогательная роль, вторичная по отношению к зрению; ее участие в ощущении жизни тела, как и в его движении, не рассматривалось.

Гельмгольц придерживался эмпиристической теории восприятия пространства, сторонники которой (например, Штейнбух) считали, что восприятие пространства формируется благодаря «ассоциативному научению». Он исходил из положения о существовании ассоциативных связей между движениями глаз (воспринимаемыми как бессознательное ощущение), информацией о положении тела, центральным ментальным импульсом (или волей) – для фиксации глаза на интересующем его объекте – и осознанным пониманием, которому способствует центральная иннервация двигательных нервов и зрительная информация, поступающая с сетчатки [128] См.: Hatfield, 1990a, ch. 5. Гельмгольц учитывал работу Рудольфа Лотце «Медицинская психология, или Физиология души» (1852), в которой автор, говоря о зрительном восприятии, отмечал роль глазодвигательных ощущений (обычно неосознаваемых) в восприятии пространства (см. также: Woodward, 2015, p. 210–212). Лотце (Lotze, 1852, p. 304–313) утверждал, что движение никогда не осознается непосредственно, но опосредуется афферентными импульсами постфактум. . По Гельмгольцу, малое дитя, заинтересовавшись чем-то или следя за чем-то видимым, научается локализовать зрительные ощущения, идущие от сетчатки, с ощущениями, возникающими вследствие инициации мышечного сокращения (то есть произвольными), и движением глазных яблок. Таким образом, сетчаточные ощущения становятся «локальными знаками» пространственного поля, первоначально воспринятого благодаря мышечным ощущениям. Эти локальные знаки складываются в представления посредством «бессознательных умозаключений». Хотя Гельмгольц не рассматривал мышечную чувствительность как самостоятельный предмет изучения, он допускал, что существует прямое, феноменальное восприятие, связанное с двигательной иннервацией, и считал его одним из компонентов того, что принято было называть чувством усилия [129] Helmholtz (1924–1925), vol. 3, p. 243, 533, 537; см. также комментарий Й. фон Крайса, p. 604. Гельмгольц суммировал свои взгляды в лекции на тему «Новейшие успехи в теории зрения». Не вдаваясь в проблемы эпистемологии, он тем не менее дает «понятное» определение реальности, основанное на «общем чувстве»: «Прежде всего мы, конечно, непосредственно узнаем только, что благодаря волевым импульсам мы производим те или другие измерения, воспринимаемые нами при посредстве чувств осязания и зрения» (Гельмгольц, 2011, с. 115–116). . Заняв такую позицию, он в целом солидаризовался с Мюллером, своим бывшим профессором, и рядом других ведущих ученых экспериментального направления, включая Карла Людвига и Эрнста Маха (Ludwig, 1852, p. 446–451; Мах, 2005). В то время проводилось множество экспериментов по визуальному восприятию, которые интерпретировались в зависимости от ориентации автора на одну из двух позиций в полемике между Гельмгольцем и главным апологетом нативистической теории пространственного восприятия Эвальдом Герингом (Hatfield, 1990a; Turner, 1994). Продолжением этой полемики стал спор о существовании двигательных ощущений, связанных с центральной иннервацией.

Если Гельмгольц сосредоточился на зрении (и слухе), то его молодой коллега в Гейдельберге описал также процесс формирования пространственного представления, первоначально включающий в себя мышечные ощущения и «бессознательное умозаключение» относительно зрительных стимулов (Wundt, 1862, p. 151–152, 166–167, 400–420) [130] Саулу де Фрейташ Араужу (Saulo de Freitas Araujo, 2016) доказал, что можно с уверенностью выделить несколько этапов в развитии Вундтом психологии, принимая во внимание его общефилософские цели. От своих ранних взглядов, включая теорию «бессознательных умозаключений», Вундт впоследствии отказался. . Позже, в работе «Основы физиологической психологии», обеспечившей ему место профессора в Лейпциге, Вундт прямо говорит о «das Innervationsgefühl» – ощущении иннервации [131] В английском переводе дается искаженно-усеченный вариант авторского выражения (см.: Wundt, 1876; а также: Hall, 1878). В статье Росс и Бишо-фа (Ross, Bischof, 1981) прослеживается трансформация взглядов Вундта на примере разных изданий «Основ физиологической психологии» и проводится параллель с современными гибридными теориями о модификации восходящих к мозгу афферентных импульсов нисходящими, эфферентными. (Wundt, 1874, p. 315–317). Подобные ощущения, в том числе упомянутое «чувство усилия», Вундт связывал с двигательными импульсами. В общем плане Вундт, как и его предшественники, считал, что телесное чувство и чувство движения вместе составляют основу самосознания и служат источником различения между «я» и внешней средой (ibid., p. 716; цит. по: Araujo, 2016, p. 102). Некоторое время после приглашения в Лейпциг, благодаря его видному положению в главном институциональном и интеллектуальном центре развернувшейся полемики о путях развития «новой психологии», Вундт был самым знаменитым сторонником теории иннервационных ощущений. Как и подавляющее большинство ученых, он разделял идею существования суставно-мышечной сенсорной системы, однако полагал, что между тонкими градациями чувства усилия и расходом энергии при мышечном сокращении имеется тесная взаимосвязь. Это навело его на мысль об осознанности центральной иннервации. Дополнительное свидетельство реальности ощущения иннервации было получено в ходе клинических наблюдений за пациентами с полным или частичным параличом одной из глазодвигательных мышц. Выяснилось, что, когда больной мысленно дает глазу команду проследить за неким объектом, у него возникает субъективное ощущение движения, хотя в действительности никакого движения нет. Отсюда напрашивался вывод о том, что это субъективное ощущение связано с эфферентным (центробежным) импульсом, посланным в результате волевого акта [132] Это суждение подверглось критике в работе Уильяма Джеймса (см.: James, 1950, vol. 2, p. 506–508). Согласно Джеймсу, движения глаз – одно из наиболее убедительных свидетельств афферентной природы мышечных ощущений в силу того, что, по его мнению, очень трудно связать тонко настроенный механизм глазной мышцы с далеко не столь тонкими осознанными ощущениями иннервации. .