Роджер Смит - Чувство движения. Интеллектуальная история

Мышечное чувство представляло собой не столько специфический предмет научного исследования, сколько поле для дискуссий, в которых пересеклись разнообразные интересы. Для того чтобы дать сколько-нибудь наглядную картину этой многосторонней, охватившей весь научный мир полемики, необходимо принять во внимание работы, которые велись тогда и в области физиологии, и в области медицины. Физиологи и врачи получали, как правило, одинаковую научную подготовку, многие экспериментаторы имели врачебный диплом, а исследователи мышечного чувства делали доклады и печатали статьи по физиологии и медицине, не проводя между ними границы.

К 1830-м годам изучение функциональной анатомии сенсорно-моторных и рефлексивных процессов нервной системы шло полным ходом. И это скорее осложняло, нежели облегчало исследование собственно мышечного чувства. Так, в 1840-х годах Иоганн Вильгельм Арнольд выдвинул идею, согласно которой в двигательных нервах возникают не только сенсорные (чувствительные) и моторные (двигательные) импульсы, но и некие «возвратные» импульсы, возвращающие сигнал от периферических моторных нервов, что сопровождается ощущением двигательных процессов. Эта идея нашла своих сторонников [136] См. Review of J. W. Arnold, 1845. Термин «обратный/возвратный (refluent)» применительно к нервному импульсу ввел Ч. С. Шеррингтон (Sherrington, 1900, p. 1003). Как отмечал Шеррингтон, Вундт и Зигмунд Экснер предположили наличие у двигательных нервов ветвей, передающих в силу «целлюло-фугальных» процессов (вновь термин Шеррингтона) сигнал в кортико-сенсорные области. В работе Экснера это предположение было высказано в рамках моделирования процессов внимания (Exner, 1894, p. 163–171). Шарль Броун-Секар (Brown-Séquard, 1860, p. 8–10) также поддержал мнение Арнольда относительно эффекта «возвратного ощущения», как и гипотезу о том, что некоторые сенсорные мышечные волокна проникают в передние (моторные) нервные корешки. . Ее подхватил Дж. Г. Льюис, английский физиолог-самоучка, хотя в своих рассуждениях он исходил не из экспериментальных данных, а из того, что, по его убеждению, составляло общий биологический принцип: подобные ткани должны выполнять подобные функции. Опираясь на этот принцип, он утверждал, что если импульсы в нервных волокнах сопутствуют ощущению в некоторых случаях, то они должны сопутствовать ощущению во всех случаях: таким образом, моторные нервы наряду с сенсорными сообща обслуживают чувствительность. И значит, двигательное чувство есть не что иное, как мышечное ощущение: «Если [двигательные] мышечные нервы возбуждают какую-либо чувствительность, ее следует признать тем, что мы называем мышечным чувством, благодаря которому мы пользуемся всем разнообразием сокращений, потребных для наших движений» (Lewes, 1859–1860, vol. 2, p. 35) [137] См. также раздел: Lewes, 1878. О концепции общего принципа см.: Lewes, 1877; Rylance, 2000, ch. 7; Price, 2014. . Льюис, однако, полагал, что мышечная чувствительность обычно не достигает уровня осознанного восприятия; мышечный контроль осуществляется по большей части бессознательно. Даже если вся нервная деятельность сопряжена с разумом, из этого не следует, что она непременно сопряжена с сознательным разумом. И далее Льюис вновь настаивает на важности мышечного чувства для восприятия в целом, связывая мышечное чувство с познанием «реального» – того, что происходит объективно:

«Мышечная иннервация – это… необходимый фактор всякого ощущения; соответственно, будучи общим для целого, он накладывает свой объективный характер на частное; а благодаря возникающей на раннем этапе и непрекращающейся связи мышечного чувства со зрительным опытом – и связи зрительного опыта с тактильным и всеми другими внешними свойствами – мы приходим к тому, что чувство движения, учитывая вышесказанное, следует рассматривать как характеристику всякой объективной перемены» (Lewes, 1874–1875, vol. 2, p. 476).

В своеобразном подходе Льюиса нашел отражение его более широкий замысел: переосмыслить психологию в свете биологических принципов – замысел, нашедший поддержку у его друзей 1850-х годов, у будущей писательницы Джордж Элиот и Герберта Спенсера. Стремление просветить публику относительно естественных, телесных аспектов человеческой жизни (в России ту же цель преследовал Сеченов) создавало предпосылки для разговора о мышечном чувстве.

Насколько Льюис мог судить, в ходе изучения нервной организации выяснилось, что согласованная работа мышц при движении происходит в значительной мере неосознанно в нижних отделах головного мозга или в спинном мозге. Складывалось впечатление, что важный для положения тела или движения входящий сигнал необязательно, вернее, далеко не всегда, осознан. Следовательно, такое мышечное ощущение, скорее всего, может быть лучше понято как элемент автоматического нервного аппарата, ответственного за телесную организацию, нежели как элемент нервной системы, наделенной психическими функциями. В связи с этим французский клиницист середины XIX века А. Труссо даже задался вопросом, существует ли действительно пресловутое мышечное «чувство». Он замечал, что мы осознаем не само движение, а активность мышц, которая его вызывает (Trousseau, 1868, p. 159). Труссо полагал, что мышечный контроль лежит в плоскости нервной организации, а не в плоскости сознательного восприятия. К тому же, как он рассуждал, в основе преобразования входящего сигнала в движение может лежать не собственно мышечное сокращение, а сморщивание и движение кожи. Подобная точка зрения показывает, что даже когда ученые признавали сенсорную, периферийную природу мышечного чувства, они по-разному отвечали на вопрос, отчего оно возникает. Мориц Шифф, например, со всей определенностью относил его на счет кожного сморщивания и сдавливания, тогда как многие его коллеги искали причину в мышцах, суставах и сухожилиях (Schiff, 1858–1959, p. 156).

Получать устойчивые результаты при проведении физиологических экспериментов с использованием вивисекции невероятно трудно, хотя бы из-за неконтролируемого и всегда разного состояния подопытных животных. Даже в когорте ведущих экспериментаторов мнения сильно разнились. А. В. Фолькман разработал экспериментальный метод, впоследствии широко применявшийся, который включал перерезание одного из двух корешков спинального (спинномозгового) нерва для изучения утраты функции (Volkmann, 1844) [138] В последующих работах по зрению Фолькман (Volkmann A. V. Physiologische Untersuchungen im Gebiete der Optik, 1863) относил мышечные ощущения к общей внутренней чувствительности, а не к чувствительности самих органов чувств, обеспечивающих пространственную информацию (см.: James, 1950, vol. 2, p. 198). . Он установил, что перерезание заднего нервного корешка, вопреки ожиданиям, не влияет на мышечный контроль в соответствующей части тела. Объяснений могло быть два: либо мышечное чувство имеет центральную природу, либо сенсорные нервы мышцы аномальным образом заходят в передние спинальные корешки (содержащие моторные нервы). Однако другие исследователи пришли к иным результатам. В частности, Клод Бернар выступил с прямым опровержением результатов Фолькмана, сообщив, что, по его собственным данным, усечение заднего спинального корешка, напротив, влияет на мышечный контроль (Bernard, 1858, t. 1, p. 250) [139] О других результатах см.: Bastian, 1869a, p. 395. Труссо (Trousseau, 1868, p. 210–211) также считал результаты Бернарда неубедительными. . Как будет показано ниже, новый уровень экспериментальной достоверности был достигнут благодаря вкладу Шеррингтона, который в 1890-е годы впервые предложил стандартизировать тесты по материалу исследования – тому или иному подопытному животному (кролику, кошке), что позволило выработать единое мнение относительно полученных результатов.