Мартин Робинсон - Быть мужчиной

«Жестокость» — термин, который использует Чарли вместо «насилия»; последнее концентрируется лишь на физических аспектах, в то время как психологическая жестокость не меньшая проблема. Законодательство отстает в этом вопросе: даже если вы пережили 30 лет ада, полиции, чтобы приняться за расследование, нужен случай нападения или нанесения тяжкого вредя здоровью, так что эти 30 лет значат меньше, чем одно нападение. 85% жертв домашней жестокости никогда не связываются с полицией и не обращаются в суд. Чтобы сломать это табу, Чарли ведет подкаст «Необсуждаемое».

С ее точки зрения, домашняя жизнь и окружающая среда — ключевые факторы, закладывающие основу в мужскую дисфункциональность, особенно когда речь идет о молодых парнях, задержанных за уличное насилие.

Они не рождаются такими: их этому учат. Будучи ребенком, я знала лишь один мир — мое окружение: оно было для меня мерилом нормы. Как можно ожидать, что молодые люди будут выстраивать правильные отношения с миром, если они не видели правильных отношений в собственных семьях?

Чарли указывает на связь между домашней жестокостью и суицидом; как будто один маленький осколок зеркала из сказки, попав обществу в глаз, принес столь ужасные проблемы:

Основная причина бездомности — жестокое обращение дома. Злоупотребление запрещенными веществами и алкоголем часто встречается среди мальчиков, выросших в жестокости и пренебрежении: они ищут в наркотиках и выпивке не развлечение, а способ успокоиться. Почему никого не интересует, из-за чего молодые люди так себя ведут? Вместо этого мы обращаемся с ними как с недостойными. Чем больше мы показываем им, что они недостойны, тем больше подчеркиваем истинность того, что они усвоили в детстве. Знаешь, когда я была маленькой, мы не носили с собой ножи, но выходили на улицу с одним желанием — выжить. Кто угодно — ты, я, человек из правительства или кто-то еще — делал бы ровно то же самое, что и эти парни, окажись он на их месте.

В этом и состоит глубокая истина маскулинности: особая среда формирует ее особую форму. Среда и есть маскулинность: там, где ценится гегемонная маскулинность, мужчины следуют определенным сценариям. Мы все действуем так, как диктует нам мир, в котором мы выросли, и повторяем те способы взаимоотношений, которые наблюдали в нем. Нам необходимо развивать в мужчинах самоуважение и самоценность, не зависящие от соответствия каким-то физическим требованиям, — но одновременно мы сами должны коренным образом пересмотреть свое отношение к мужской ценности. Начиная с роли мужчины в доме.

Мы знаем, к каким разрушительным последствиям ведет сила, находящаяся в руках отцов, и можем (должны!) поощрять другие способы поведения. Дети расцветают при поддержке отцов: безопасность и теплота создают стену, защищающую ребенка как изнутри, так и снаружи. Отец в роли заботливого родителя и защитника, способный без стеснения показывать свои чувства, оказывает огромное влияние на своих детей и на тот след, который они оставят в мире.

Напоследок Чарли дает мужчинам совет:

Посмотри на себя. Все начинается на личном уровне. В порядке ли ты? Борешься ли с чем-то? Чувствуешь ли, что ты уязвим или тебе грозит опасность? Начинай работать с этим — потому что все это приводит к агрессии и непродуктивному поведению. В минуты счастья ты не захочешь срываться на других; ты не будешь жестоким, находясь в мире с собой. Ты можешь сделать очень важную вещь — показать свою уязвимость. Такое поведение — смелое и безрассудное, и оно реально трудно дается. Я знаю, как тяжело бывает мужчинам вести себя открыто с друзьями, но мы должны поощрять это. И если существует плохое поведение, то смелость заключается в том, чтобы сказать: «Я так не хочу».

В лесу, на окраине графства Кент, в секретном месте, известном немногим, стоит огромный дом с вертолетной площадкой, обвешанный камерами наблюдения. В этом доме меня ждал человек, которого мне однажды отрекомендовали как «неприятного, но хорошего». Кстати, это сказала его жена.

Кев прежде служил в спецназе, а сейчас он бизнес-гуру, советник правительства и враг всех дураков. Он не любит ходить вокруг да около. Болтовня здесь запрещена. Визит к нему похож на посещение антиклиники: за вашей кожей там не ухаживают, а сдирают ее к чертям. И дело не в мачизме: Кев ненавидит любое притворство. Мне нравится находиться рядом с ним, и есть в этом что-то извращенное, ведь у меня нет возможности спрятаться.

Мы встретились с ним за несколько месяцев до начала локдауна. Я люблю приходить в его дом — будто на вечеринку в бункере, где можно напиться и сбросить груз с души. Где удается поговорить с тем, кто, возможно, является полной моей противоположностью; тревога ненадолго улетучивается, все открыто и понятно. Ему на это наплевать, по его словам. Его жизненная позиция — результат многих лет борьбы с трудностями детства: он рос в детских домах, подвергался травле в школе, страдал от жестокого обращения, сбегал, насиловал и воровал и в итоге в 16 лет предстал перед судьей, который предложил ему выбор: пойти в тюрьму или на военную службу. Кев предпочел последнее и сосредоточил свой пугающе высокий интеллект на карьере в спецназе. После увольнения со службы он прекрасно обустроился. По сути, он один из тех людей, глядя на которых ты думаешь: что я делаю со своим временем? Я не могу видеть «Мустанг» в его гараже — это слишком больно. Однако меня поражает та открытость, с которой Кев говорит о своей семье.

Во время нашей встречи в домашнем баре Кева, украшенном винтовками, пистолетами, патронами и прочими сувенирами — я думаю , что это сувениры, но, возможно, это и настоящее оружие, — его жена и дети периодически заходили в комнату, и я заметил, что его поведение и яркая лексика не менялись при обращении к ним. Чувствовалось, что в этой комнате живет чистая и неукрощенная, такая неупорядоченная человечность, которую можно схватить, потрясти. Я спросил, вникает ли он в проблемы своих детей. Я много раз наблюдал, насколько минимальным бывает взаимодействие отцов с трудностями реальной детской жизни, их тревогами, связанными с отношениями, — обычно это материнская епархия. Кев считает, что в функциональной семье все должно быть иначе, и он сознательно создал безопасное пространство, в котором могут общаться члены его семьи. По его убеждению, это особенно важно для младшего сына.

— Мальчики должны понимать свои эмоции, — сказал он, бросив в меня гранату и еле удержавшись от смеха, когда я в панике уронил ее на пол.

Каждое воскресенье у нас проходит семейный разбор полетов. Мы садимся вместе и обсуждаем, чем каждый занимался в течение недели: кто чего достиг, за что он благодарен, чего ждет и к чему стремится. Где ты напортачил? Что заставило тебя плакать, из-за чего ты кричал? Каждый должен разобраться с чем-то.