Стивен Хайес - Освобожденный разум. Как побороть внутреннего критика и повернуться к тому, что действительно важно

Люди жаждут быть замеченными, окруженными заботой и принадлежащими к части какой-либо группы. Мы – социальные приматы; мы развивались в небольших стаях и группах, принадлежность к которым была буквально вопросом жизни и смерти. Хотя такое стремление является здоровым, деятельность нашего разума по части его реализации нередко причиняет нам психическую боль. Мы лжем о себе, чтобы защитить свое эго, мы играем роль жертвы, ругаем себя за то, что не соответствуем завышенным стандартам, которых придерживаются другие, и мы становимся одержимы беспокойством о возможном отказе или полученном пренебрежении.

Степень причиненного вреда легко оценить по явному облегчению, которое наступает тогда, когда мы признаем необходимость самоуважения. Высокая самооценка – достойная цель. Обычно она ассоциируется с позитивными чувствами и большей инициативностью. Люди, для которых характерно высокое самоуважение, склонны считать себя популярными, умными и привлекательными, и, хотя они признают прошлые ошибки, они, как правило, верят, что извлекли из них уроки и движутся к светлому будущему. Все это звучит замечательно, и в какой-то степени так оно и есть. Однако поиск самоуважения на этом не заканчивается; часто человек приходит к токсическому самообольщению и психической боли.

Исследования показывают, что, когда люди концентрируются на создании, защите и поддержании самооценки, их способность сосредотачиваться на том, что они действительно ценят, снижается.

Вероятнее всего, они чувствуют давление, стресс и тревогу, а также менее устойчивы к проблемам. Например, студенты, которые оценивают себя по академическим достижениям, страдают, получая низкую оценку, они больше подвержены депрессиям, особенно если склонны к этому расстройству. Так происходит и с людьми, создающими о себе радужные истории. Как правило, такие начинают думать, что они лучше других людей и, крепко держась за свои истории, вместо чувства принадлежности испытывают отчуждение и одиночество.

Подлинная самооценка – это мягкость и открытость своим недостаткам; а та, что построена на притворстве, ригидна, озабочена самозащитой и отвергает честность с самим собой. Разница – в слиянии с нашими концептуализированными историями о себе.

Примеры того мы видим повсюду: от правительства до зала заседаний, от экрана телевизора до рабочего места. Рекламодатели с удовольствием продают товары, удовлетворяющие потребность людей в защите их собственного имиджа. Когда ему что-то угрожает, мы становимся злыми, агрессивными и жестокими. Также мы можем попытаться доказать свою ценность, взяв на себя задачи, выходящие за рамки нашего потенциала, в итоге самооценка страдает еще больше. Таким образом, кратковременная выгода (высокий уровень самоуважения) намного перевешивается долгосрочными издержками (неудовлетворенностью и страданиями).

Поворот «Самость» («Я») черпает здоровую энергию стремления к сопричастности и направляет человека к воссоединению с трансцендентным чувством осознанности «я здесь-сейчас», ставя исключительно эту осознанность в центр того, чем мы себя считаем. В таком состоянии мы относимся к другим и к самим себе так, чтобы в нас не доминировали искажения эго и его самоистории. Новое ощущение позволяет нам познать гораздо более глубокое чувство принадлежности, которое сокрыто внутри самого человеческого сознания.

Совершая поворот «Самость» («Я»), через видение перспективы мы соединяемся с собственным осознанием трансцендентного «я» здесь и сейчас. Так снимаются тиски самооценки и пропадают идеи о том, что нам необходимо заставить других поверить в истории о нашей уникальности, чтобы обрести чувство принадлежности и связи с другими людьми. Вместо этого мы осознаем, что связаны с другими через сознательность и разум по праву рождения, как человеческие существа, независимо от того, насколько мы соответствуем чьим-либо или своим собственным оценкам.

Решающая роль в принятии перспективы для развития осознания нашей связи с другими людьми наглядно иллюстрируется в истории о том, как дети с аутизмом научились чувствовать эту связь с помощью упражнений на восприятие перспективы, в основе которых лежит теория реляционных фреймов (ТРФ).

У моей коллеги по АСТ, Труди, была дочь, у которой через два года после рождения диагностировали аутизм. Она предвидела это: «У меня с ней не было никакой взаимосвязи. Я не могла заставить ее смеяться», – вспоминает она. Я предложил ей и ее мужу съездить в Перт, на западное побережье Австралии, чтобы встретиться с одним из лучших мировых экспертов в области ТРФ для детей с ограниченными возможностями – Дарин Кэрнс. Пара была так впечатлена визитом, что перевезла всю семью туда – за тысячи миль, – чтобы попытаться спасти Саманту (ее любя называли Сэм) от пожизненной инвалидности. Супруги рассчитывали оставаться там по меньшей мере три года.

Дарин использовала основной набор процедур ТРФ, чтобы обучить Сэм навыкам перспективы при восприятии человека, места и времени. Например, девочке сказали: «У меня есть чашка, а у тебя есть ручка», а затем спросили: «Если бы я была на твоем месте, а ты – на моем, что было бы у меня? А что у тебя?»

Через несколько месяцев Труди заметила улучшение. Много лет спустя, когда я попросил ее объяснить, что произошло, на ее глазах выступили слезы. «Мы много занимались тренировками перспективы. Я постоянно задавала ей вопрос: «Если бы я была на твоем месте, а ты – на моем…» Однажды, когда Сэм сидела в машине, чтобы поехать в клинику, она обернулась и посмотрела на меня. И впервые в жизни, – тут Труди стала запинаться, – она подняла руку и помахала мне на прощание. Я подумала: «О, вот оно. Вот что получают родители. – Она сделала паузу, чтобы взять себя в руки. – Вот чего мне не хватало».

Однажды, когда Труди разозлилась на Сэм и отругала ее, Сэм на несколько минут вышла из комнаты. Она вернулась с руками, упертыми в бока, и твердо заявила: «Если бы ты была на моем месте, ты бы знала, что это было совсем не здорово!»

Так Сэм входила в мир социальной осознанности. Наполняясь ощущением «я здесь и сейчас», наблюдая с определенной точки зрения, она научилась создавать перспективу в отношении людей, места и времени. Иначе говоря, когда Сэм впервые появилась в пространстве за своими глазами, она впервые поняла, что Труди скрывалась за глазами Труди. Сэм смогла сместить свою перспективу на взгляд Труди и посмотреть ее глазами. Вот почему она помахала рукой. Она увидела, что мама смотрит на нее.