Стейнар Бьяртвейт - Одиссей [litres]

Плот разбивается в щепы, и Одиссея проглатывает морская пучина, но и тут его спасает божественное вмешательство. Левкотея, которая в земной жизни звалась Ино и бросилась в море с малолетним сыном, чтобы спастись от жестокости своего обезумевшего мужа, приходит Одиссею на помощь. Своими несчастьями она заслужила милость богов, и после смерти они сделали ее богиней морских глубин, где она нашла вечное убежище от гнева супруга. Получив помощь богов сама, она не оставляет в беде нашего путника. Снова и снова он доказывает способность вызывать у богов покровительственные чувства. И люди, и боги сочувствуют Одиссею и оказывают ему посильную помощь. Так получается и на этот раз. «Бедный! – восклицает Левоктея. – За что Посейдон, колебатель земли, так ужасно в сердце разгневан своем и с тобою так упорно враждует? Вовсе, однако, тебя не погубит он, сколь бы ни тщился». Она бросает Одиссею свое покрывало и велит обвязаться им – и следующие два дня его носит на волнах разбушевавшегося моря, пока он, вконец измотанный, не выбирается на берег. И только тогда он возвращает Левкотее ее покрывало.

Кораблекрушение – мощный образ. Он символизирует не только внешнюю, но и внутреннюю катастрофу, какой-то надлом в жизни, когда мы переходим от одного этапа к другому. Когда прежняя жизнь потерпела крах, мы начинаем новую. Многие известные истории начинаются с крушения – и «Одиссея», и «Путешествия Гулливера», и даже популярный сериал «Остаться в живых». «Родиться – значит потерпеть кораблекрушение», – пишет Джеймс Мэтью Барри, автор книг о Питере Пэне, в предисловии к роману «Коралловый остров» [42] Barrie, J.M. (2011). Preface to The Coral Island (1913). I A.H. Alton (red.), Peter Pan (s. 380–383). Ontario: Broadview Editions. . Крушение учит нас чему-то. Мы многое теряем, но и приобретаем тоже. Крушение заставляет нас узнать нечто новое. Гулливер смог другими глазами посмотреть на свое общество после путешествия в страну лилипутов, выжившие герои «Остаться в живых» переоценили собственные жизни, а что же Одиссей? Он должен познать отчаяние, прежде чем вернется домой. Потому что в его истории есть вещи, которым не место в развлекательных путевых заметках.

Кораблекрушение – это отчаяние. Мы привыкли бояться отрицательных эмоций и всеми силами стараемся их избегать. Нам кажется, что они разрушительны, что они мешают нам жить. На самом деле это не так. Возьмем хотя бы счастье, о котором мы говорили в предыдущей главе. Канеман определяет моменты счастья как мгновения, когда положительные эмоции достигают максимальной интенсивности – большей, нежели отрицательные [43] Kahneman, D. & Krueger, A.B. (2006). Developments in the measures of subjective well-being. Journal of Economic Perspectives. Vol. 20, Nr. 1 (Winter 2006), 3–24. . Он не говорит, что для счастья необходимо отсутствие отрицательных эмоций. Мартин Селигман подчеркивает, что положительные и отрицательные эмоции не исключают друг друга [44] Seligman, M.E.P. (2002). Authentic happiness. London: Nicholas Brealey Publishing. – Селигман М . В поисках счастья. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2010. . Они могут сосуществовать. Вы можете переживать трудности в жизни и вместе с тем ощущать глубокое удовлетворение. Или вы можете пребывать в приподнятом настроении и одновременно скорбеть. Отчаяние вполне может соседствовать с подлинной и искренней радостью. По крайней мере так считал Сёрен Кьеркегор. Датский философ многих восхищал и выбивал из колеи. Его идеалом было отнюдь не безоблачное существование. Напротив, Кьеркегор был уверен, что тому, кто никогда не испытывал отчаяния, нечем хвастаться. Это означает, что вы жили в столь жестких рамках, что ни разу не оказывались на грани. Вы никогда не сталкивались с трудностями, которые непременно предлагает жизнь. Вероятно, вы ни разу даже не останавливались на секунду, чтобы заметить тот простой и основополагающий факт, что вы – отдельное живое существо, проживающее свою короткую жизнь в одиночестве и вместе с другими в мире, который существовал до вас и будет существовать после. И в этот краткий миг вы осознаете всю прелесть бытия и весь ужас его конечности, забвения и смерти. Человек находится между жизнью и смертью, охваченный неизбывным отчаянием.

В потрясающей небольшой книжке «Болезнь к смерти» Кьеркегор с большой психологической точностью изображает различные формы отчаяния [45] Kierkegaard, S. (2011). Sygdommen til døden. Helsingør: Det lille forlag. – Кьеркегор С. Болезнь к смерти. М.: Академический проект, 2016. . Название книги основано на библейской истории о воскрешении Лазаря, когда Иисус говорит безутешным родственникам, что эта болезнь не к смерти. И Кьеркегор задается вопросом: а какая болезнь к смерти? Та болезнь, от которой мы не умираем, но от которой не можем излечиться, пока не умрем? Отчаяние – вот болезнь к смерти. Оно преследует нас всю жизнь, как бы мы ни хотели от него избавиться. Но отчаяние – это еще и преимущество, это возможность вырасти над собой. Не будет отчаяния – не будет и такого шанса. Не думайте, что наша цель заключается в том, чтобы с годами степень нашего отчаяния уменьшалась. Вместе с отчаянием заканчивается жизнь. От него не сбежишь. Оно останется с нами до самой смерти.

Не все идеи Кьеркегора остаются настолько актуальными по сей день – ни в психологическом, ни в религиозном смысле, но он был непревзойденным знатоком человеческих душ, включая и свою собственную. Идея поверхностного счастья так же чужда ему, как плот Одиссея чужд райскому острову Калипсо. Для Кьеркегора отчаяние – лучший способ познать самого себя, стать самим собой. Любое отчаяние связано с необходимостью честной рефлексии. Его источники – нежелание быть собой или же, напротив, отчаянное стремление наконец стать собой. Столкнувшись с отчаянием, мы испытываем боль. Это неугасимый огонь, который не пожирает вечности. Потрясающая метафора, которую можно буквально ощутить физически.

Даже величайший герой античности не мог избежать отчаяния. Пожалуй, наивысшей точки его отчаяние достигло на острове Калипсо. У него есть все, что только можно пожелать, но свои дни он проводит в одиночестве на морском берегу, со слезами вглядываясь в горизонт. Но после отъезда с острова Одиссей как будто ныряет в бездну отчаяния – во время кораблекрушения, а также дальнейших событий. Давайте рассмотрим четыре формы отчаяния, которые выделяет Кьеркегор. Если предыдущая глава была посвящена авторам, пишущим о счастье, то в этой мы отдадим должное певцу отчаяния. (См. ил. 9. Зевс или Посейдон.)

Самая распространенная форма отчаяния по Кьеркегору настигает нас в суматохе будней: мы попросту не осознаем того, что мы отчаялись. Мы смотрим на себя со слишком близкого расстояния и не можем оценить собственное понимание себя. Как если бы мы смотрелись в зеркало и держали его так близко, что видели лишь блеск зрачков и подрагивание ноздрей. Большинство читателей тут же подумают: ну, это не обо мне. Но пусть жюри присяжных, которое вы же сами и назначили, не торопится с вердиктом. Кьеркегор имеет в виду отнюдь не пустышек, которые живут во лжи. Скорее тех, кто полностью отдался своей социальной роли: «Ибо человек непосредственности не знает самого себя, – он буквально знает себя лишь по платью, он не узнает своего Я… иначе как сообразно своей жизни» [46] Там же, 59. . Иногда вы, и правда, становитесь тем платьем, что на вас надето, настолько, что даже не можете понять, где заканчивается оно и начинаетесь вы. Я – это мой костюм и моя кожаная куртка. Это отражают некоторые комплименты: «Вот это настоящий ты!» – и теперь в них чудится что-то пугающее. Мы говорим, конечно, не о самих вещах, но о тех ролях, которые они символизируют: отличный учитель, душа компании, успешный карьерист, интеллектуальный критик или идеальная мать. В лотерее всеобщего отчаяния любой билет – счастливый.