П Сладкопевцев - Древние палестинские обители и прославившие их святые подвижники

В смущение пришел преподобный Серид, когда явился пред ним доброзрачный юноша в блестящей воинской одежде и объявил, что он желает поступить в монахи для спасения души своей. Серид не тотчас принял юношу в обитель, а прежде хотел узнать внутреннее его настроение: благоразумный авва опасался, не сделал ли он чего худого, незаконного и хочет, может быть, в стенах обители укрыться от правосудия. Он поручил Дорофею испытать молодого человека и узнать душевное его состояние. Дорофей, побеседовав с юношею, нашел, что он чист душою и невинен.

Доложили о юноше преподобному Варсонофию. Великий старец велел принять его без всякого сомнения, провидя его спасение. После этого Досифей был принят в обитель; настоятель отдал его под руководство Дорофею.

Приняв юного Досифея на свои руки, Дорофей в деле руководства его на пути подвижнической жизни показал великую духовную опытность. Он постепенно вел молодого инока по аскетической лестнице, мало-помалу приучал его к аскетическим упражнениям, именно к упражнениям в воздержании и посте, и в молитве, и в отчуждении от земного, чувственного, и в прилеплении к небесному, божественному. Главным же образом Дорофей старался развить и воспитать в нем самоотречение и послушание, то есть довести его до того, чтобы он не знал и не имел своей воли, а жил и действовал по воле духовного отца-руководителя. Чтобы лучше наблюдать за внутренним состоянием Досифея, за его мыслями и чувствами, влечениями и действиями, Дорофей взял его к себе в больницу, которою заведовал, и возложил на него нелегкую обязанность ухода за больными. И ревностным делателем явил себя Досифей; и воистину сына послушания обрел в нем его блаженный руководитель.

Преподобные Дорофей и Досифей .

Миниатюра из «Поучений аввы Дорофея» (Соловецкий монастырь, 1643). Из Синодального собрания. ГИМ. Москва

К воздержанию и посту мудрый руководитель приучал молодого подвижника таким образом. Настало время принимать пищу в первый раз. Дорофей сказал ему: «Иди ешь, чтобы быть сыту; только скажи мне, сколько съешь». После трапезы Досифей явился к наставнику и сказал: «Я съел один хлеб и полхлеба». Хлеб был в четыре литры. «Сыт ли ты?» – спросил Досифея наставник. «Сыт, господин мой», – отвечал он. «Не чувствуешь более голода?» – «Не чувствую, владыка мой». – «Хорошо, – сказал Дорофей. – В другой раз съешь один хлеб и четверть другого хлеба, другую четверть раздели на две половины и съешь одну половину». Досифей так и сделал. «Чувствуешь ли теперь голод?» – спросил его Дорофей. «Ей, господин мой, немного чувствую», – отвечал Досифей. «Ну и продолжай так принимать пищу», – сказал Дорофей. Прошло несколько дней. Дорофей спрашивает Досифея: «Что, Досифей, чувствуешь ли теперь голод после трапезы?» – «Нет, владыка мой, – отвечал Досифей, – молитвами твоими, хорошо мне». – «Теперь оставь другую половину четверти хлеба и ешь один хлеб и четверть». Послушный ученик в точности исполнил повеление своего руководителя. «Как теперь себя чувствуешь?» – спрашивает его Дорофей через несколько дней. «Хорошо, владыка мой», – отвечал Досифей. «Раздели теперь и другую четверть на две половины и ешь хлеб и половину четверти, а другую половину оставь». Досифей поступил, как приказал наставник. Так продолжалось и далее: Дорофей все уменьшал количество хлеба, и Досифей с четырех литр дошел до восьми унций, и этого количества хлеба было ему достаточно. Благоразумный руководитель не налагал, впрочем, строгого воздержания на молодого подвижника; Досифей принимал пищу каждый день и два раза. Позволено было ему пользоваться и остатками от стола больных: то сок из фруктов, то рыбья голова или другое что – все это было отдано в распоряжение и употребление Досифея.

Также постепенно навыкал Досифей и молитве внутренней, сердечной, постоянному памятованию о Боге, и навык он этому духовному деланию. Мысль о Боге была постоянно в его душе; слова «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» не сходили с его уст.

Преподобный Дорофей старался с самого начала ослаблять и подавлять в душе Досифея привязанность к чувственным вещам и, напротив, развивать и воспитывать в ней стремление к небесному, вожделение вещей божественных. Мудрый руководитель поступал в этом случае таким образом. Если Досифею нравилась какая-нибудь вещь, Дорофей отнимал ее у него, клал ее перед глазами и не позволял ему даже до нее дотронуться или же отдавал эту вещь другому брату. Однажды принесли в больницу хороший нож. Нож Досифею очень понравился. «Хорошо бы, отче, – обратился он к своему наставнику, – взять этот нож нам для больницы. Смотри, какой он славный!» – «Нет, – строго сказал Дорофей, – положи его и никогда не употребляй. Разве ты хочешь быть рабом этой вещи?» И Досифей ни разу не дотронулся до нового ножа, а должен был обходиться старым. В свободные часы Досифей шил монашескую одежду; работу вел он со всем усердием, одежда выходила хорошая. И что же? Новая одежда обыкновенно отдавалась другому брату, а Досифей носил все старую. Так Дорофей подавлял в молодом подвижнике всякое, даже малейшее, чувственное пожелание.

Поступив под руководство Дорофея, Досифей возымел к нему полное доверие и преданность и мало-помалу так настроился, что ничего от него не скрывал ни из внешних действий и поступков, ни из внутренних состояний и душевных движений. Досифей старательно стлал больным постели: постели выходили мягкими, ими сам он оставался доволен и любовался на них. И вот, когда проходил однажды в это время Дорофей, Досифей обратился к нему со словами: «Отче, отче! Промысл говорит мне: ты хорошо стелешь постели». – «Вот как! – строго заметил ему Дорофей. – Ты оказался отличным слугой и добрым постельничим, но не вышел из тебя добрый инок!» В уходе за больными Досифей действительно показывал великую заботливость и попечение; всеми силами старался услужить им, облегчить их страдания, успокоить и утешить. Но по молодости иногда бывал нетерпелив, вырывались слова упрека, негодования, гневливости на больного. В таких случаях Досифей уходил в келарню [487] Келарня – кладовая для хранения припасов в монастырях. – Примеч ред . , садился там на пол и горько плакал, и никто, бывало, из братий его не успокоит. Приходил в келарню сам наставник и спрашивал Досифея: «Отчего ты плачешь, что с тобою, Досифей?» – «Прости меня, отче, – отвечал скорбящий Досифей, – я разгневался и сказал жестокое слово больному брату». Наставник укорял его за такой поступок. «Ах ты, Досифей! Что ты делаешь? Не стыдно ли гневаться? Разве не знаешь, что болящий – это Христос, а ты оскорбляешь Самого Христа Господа?» – внушал Дорофей плакавшему своему ученику. И поникал Досифей долу и ничего не говорил. Когда Дорофей видел, что он довольно уже плакал, то говорил ему: «Бог простит тебя; встань, отныне положим начало исправления, и Бог поможет нам». При этих словах Досифей вставал радостный, как бы от Самого Бога получив прощение, и охотно спешил на свою службу. Так всегда бывало, когда Досифей допускал вновь порывы гневливости на больного. Служащие в больнице об этом знали и, когда, бывало, увидят брата Досифея в келарне, приходили к Дорофею и говорили ему: «Иди в келарню, там тебе есть дело».