Дмитрий Узланер - Постсекулярный поворот. Как мыслить о религии в XXI веке

Третья, постсовременная или постсекулярная стадия начинается с критики модерной секулярности. Кырлежев пишет:

…постсекулярная эпоха наступает, когда обнаруживается истинный характер секулярного как квазирелигиозного. Когда становится ясно, что универсалистские претензии секуляризма по существу ничем не отличаются от универсалистских претензий религии.

Размышления Кырлежева перекликаются с идеями постмодернистских теоретиков:

…научный, объективный Разум Нового времени есть — в своих последних основаниях — миф, и ничего больше… [544] Там же. С. 106.

Постсекулярность сближает с постмодерном то обстоятельство, что в своем первичном импульсе она, как и постмодерн, является критической или негативной:

…первое и основное определение постсекулярной эпохи — принципиально отрицательное. Это ситуация, которая обнаруживается после исторического отрицания предполагаемой аксиоматичности и потому незыблемости основных смыслов, претензий и пафосов новоевропейской секулярной парадигмы. Наступила смерть секулярного Бога, началась секуляризация секуляризма [545] Кырлежев А. Постсекулярное: краткая интерпретация // Логос. № 3 (82). С. 106. .

В результате, как пишет Кырлежев, мир оказывается в ситуации

принципиальной нерешенности относительно бесконечного, безусловного и абсолютного основания мира, введенного в рамках секулярной парадигмы (обезбожения) [546] Там же. С. 105. .

Мир вступает в постсекулярную и пострелигиозную стадию в том смысле, что происходит выход за рамки как досовременной, так и современной конфигурации религиозного-секулярного. Кырлежев приводит несколько примеров таких пострелигиозных и постсекулярных феноменов, являющихся отражением новых трансформаций: «духовность» как такой тип веры, в рамках которого смешиваются различные фрагменты традиционных религий, нью-эйджа и секулярного разума; «православный атеизм», разновидность религиозной идентичности, предполагающей восприятие православия как культурной традиции без необходимости наличия религиозной веры в конкретные религиозные догматы. И «духовность», и «православный атеизм» — это примеры, когда происходит объединение несовместимых элементов, религиозных и секулярных, в рамках одной идентичности, одной культурной формы. На основании этих размышлений Кырлежев предлагает следующее базовое определение постсекулярности: «Постсекулярное — это (новая) неопределенность относительно соотношения „религиозное — секулярное“» [547] Там же. С. 101. .

Однако Кырлежев подчеркивает возможность и позитивного понимания постсекулярности, которая предполагает рассмотрение постсекулярного не только как критику тех концептуализаций, которые существовали в прошлом, но и как подходящий момент для творческих усилий:

Выход из этой ситуации только один: создание новой концепции, или модели, религии, которая, исходя из вышесказанного, будет постсекулярной [548] Кырлежев А. Постсекулярная концептуализация религии. К постановке проблемы. С. 57. .

Вплоть до этого момента рассуждения Кырлежева шли в русле того, что выше нами было названо нехабермасовскими способами понимания постсекулярности; в частности, можно провести параллели с идеями Джона Милбанка, в особенности из его работы «Теология и социальная теория. По ту сторону секулярного разума» [549] Milbank J. Theology and Social Theory: Beyond Secular Reason. , а также с идеями Чарльза Тейлора из его книги «Секулярная эпоха» [550] Taylor Ch. A Secular Age. Cambridge, L.: Belknap Press of Harvard University Press, 2007 [русский перевод: Тейлор Ч. Секулярный век. М.: ББИ, 2017]. ; кырлежевская схема религиозного-секулярного-постсекулярного заставляет вспомнить работу «О религии» Джона Капуто [551] Caputo J. On Religion. London and New York: Routledge, 2001 [русский перевод: Капуто Дж. Как секулярный мир стал постсекулярным // Логос. № 3 (82) 2011. С. 186–205]. . Но стремление Кырлежева дать не только критическую, но и позитивную трактовку постсекулярного выводит нас за пределы этих авторов. Его подход резко отличается от либерального коммунитаризма Тейлора, поскольку Кырлежев не считает западную конфигурацию религиозного-секулярного жизнеспособной; но он отличается также и от реакционного антимодернизма, поскольку не приемлет любые попытки «возродить досовременную религию» [552] Кырлежев А. Секуляризм и постсекуляризм в России и в мире // Отечественные записки. 2013. № 1 (52). С. 173. .

Кырлежев развивает нормативное измерение своей теории в свете постсоветского опыта. Советский коммунизм — это радикальная версия секулярной конфигурации, которая внедряла представление о самодостаточности природы и социального порядка и считала религию отмирающим атавизмом прошлого. Крах советского проекта интерпретируется Кырлежевым как крах модерного секуляризма как такового. Советский коммунизм закончился, подобным же образом с точки зрения российского православия закончилась и эпоха секуляризации. Западный секуляризм — пусть по сравнению с советским атеизмом он и принял куда менее насильственные антирелигиозные формы — рассматривается как столь же устаревший и нуждающийся в пересмотре феномен. В то же время Кырлежев возражает против любых попыток как прославления религиозного прошлого, так и бросания в объятия всеспасительной православной «традиции» с целью заново утвердить ее в России XXI в. Вместо этого он говорит о «постсекулярной модели религии», под которой понимается религиозная установка на включенность в дела мира, подразумевающая преодоление, с одной стороны, досекулярного стремления диктовать миру его формы, а с другой — антисекулярного стремления с этим миром бороться.

Кырлежевская интерпретация постсекулярности как своего рода «третьего пути» перекликается с наблюдениями социолога Кима Нота, писавшего о возникновении «третьего лагеря» в пространстве, ранее определявшемся бинарной оппозицией «секулярное / религиозное» [553] Knott K. Cutting through the Postsecular City: A Spatial Interrogation // Molendijk A., Beaumont J. and Jedan Ch. (eds.) Exploring the Postsecular. Bristol: Policy Press, 2012. P. 19–38. . Однако Кырлежев не проясняет до конца, что именно должна представлять собой эта новая «постсекулярная модель религии». Эта неясность, недостаточная проработанность нормативного измерения становится настоящим теоретическим и практическим вызовом для российских дискуссий о постсекулярном. Особенно важным это становится в контексте попыток инструментализации теории постсекулярного для легитимации конкретных идеологических проектов — об этом речь пойдет в следующем разделе.

Концепция постсекулярного возникла в контексте академических исследований современной религиозной ситуации. В этом смысле российскую интерпретацию постсекулярности следует рассматривать наряду с аналогичными усилиями западных коллег. Прежде всего, перед нами безоценочное описание того, что происходит с религией в XXI в. Однако концепции имеют свойство выходить за пределы академических дискуссий, а описания при определенном толковании могут становиться предписаниями. Постсекулярность не избежала этой участи; более того, ей удалось приобрести такую популярность и политическую значимость, какой сегодня может похвастаться лишь очень редкий философский термин.