Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Среди иерархов, которые соглашались с католическим символом веры, были даже вселенские патриархи. В. де Вриз заявляет: «Неофит II (1602-1603, во второй раз 1608-1612) уже в 1608 г. установил отношения с папой Павлом V; он переслал ему католический символ веры и признал его верховным главой; 15 августа 1608 г. его представитель передал папе в Риме формальные уверения в его сыновнем послушании. Неофит не решился, однако, из страха перед турками открыто признать себя католиком. Он очень благосклонно относился к апостольскому служению католических миссионеров. С иезуитами в Константинополе он был в самых лучших отношениях. Они докладывали о нём в Рим очень оптимистически. Рафаил II (1603-1608) проявлял большую симпатию к католикам. Возможно даже, что это стало причиной его низложения. Тимофей II (1612-1620) был расположен к католической церкви, но из боязни турок не рискнул открыто перейти. Афанасий Пателларис взошел в 1634 г. на непродолжительное время на патриарший трон как противник близкого к кальвинизму Кирилла Лукариса. Низложенный, он удалился в Анкону и оттуда пытался получить поддержку Рима в своих претензиях на патриарший трон. 21 октября 1632 г. в Анконе он заявил о своём исповедании католического символа веры, хотя существуют обоснованные сомнения в его искренности. В то же самое время Кирилл Контарис выступил как соперник Лукариса. Контарис, будучи учеником иезуитов, был очень расположен к Католической церкви; он обратился в апреле 1637 г. к папе Урбану VIII с просьбой поддержать его в борьбе против кальвиниста Лукариса. 15 декабря 1638 г. он подписался под католическим символом веры. После низложения летом 1639 г. он был перемещён в Тунис и умер там 24 июня 1640 г. как мученик за веру». [204] При помощи весьма содержательных источников Г. Подскальский рассказывает о миссионерских успехах координировавшейся Конгрегацией пропаганды веры деятельности иезуитов, редемптористов, доминиканцев, францисканцев, капуцинов и различных женских орденов; он обобщает: «Столь интенсивные усилия не могли не увенчаться успехом. Многие вселенские патриархи на рубеже XVII в. установили при посредничестве иезуитов дружеские отношения с современными им папами. Вначале это ограничивалось лично ими и небольшим кругом сторонников. Поведение патриархов служило примером для многих других епископов, аббатов и священников». [205]

О многих иерархах Кавказа также известно, что они признавали верховенство папы и продолжали руководить своими церквами, не связанными с Римом унией. Г. Петровиц рассказывает об эчмиадзинском католикосе Мелхиседеке (1593-1624), что он, будучи в крайне бедственном положении из-за турецко-персидской войны, четыре раза выражал папам свое сыновнее послушание, именно в 1610 и 1617 гг. Павлу V, в 1622 г. — Григорию XV и в 1623 г. — Урбану VIII. [206] Кроме того, со ссылкой на А. Бальи Петровиц утверждает [207] , что католикосы Михаил Себастатси (1564-1570) и Моисей Датеватси (1629-1632) [208] в поисках помощи с Запада также выражали свое послушание Римской церкви.

Почти 100 лет спустя грузинский католикос Антоний I, которого М. Тархнишвили называет «величайшим князем грузинской церкви с XII столетия» [209] , тайно принял унию. «Едва ли можно не признать, что церковь Грузии в ту пору боролась с большими бедами и находилась в крайне тяжёлом положении. Южная провинция Самхе-Саат'абаго попала под власть турок и была насильственно обращена в ислам. Внутри страны княжеские семьи захватили высшие звания и должности в церкви и рассматривали их как желательные и выгодные места для своих детей. Поэтому все епископские кафедры были в руках княжеских сыновей, которые часто пренебрегали своими пастырскими обязанностями и очень неохотно подчинялись католикосу. Монастыри укрывали мятежников, которых трудно было держать в рамках. Вследствие повторявшихся нападений турок и персов большая часть церквей лежала в развалинах, и школы были закрыты... Антоний I, который видел причину безотрадного положения Грузии, прежде всего, в полной изоляции от христианской Западной Европы, решился вновь завязать старые, ещё не совсем оборванные нити веры и церковного общения с Европой. Его огромное стремление к знаниям и горячее желание культурного подъёма страны привели его к тому, что он поддержал католических миссионеров, которые в ту пору успешно действовали в Грузии. Эти отношения постепенно углубились до того, что католикос с несколькими преданными ему людьми тайно перешел в католичество». [210]

Таких тайных униатов (pro foro interno) было довольно много, так что невозможно считать их неважными исключениями. Они могли только потому стать реальностью, что в Риме существовали люди, которые считали возможным и экклезиологически оправданным поддержание общения между клириками и верующими Востока и Запада, если желающие воссоединения признавали примат римского епископа лишь в общей форме решений Флорентийского собора, не становясь при этом непосредственно под пастырскую опеку папы так, как того потребовали от русинов по Брестской унии. Со своей стороны, высокопоставленные представители греческой церкви считали достижение общения между разделёнными церквами путем тайных «первенцев» вполне законным. Они, очевидно, не боялись (в отличие от их нынешних преемников), что это может означать раскол церкви, когда определённые клирики и верующие делают всё возможное ещё до того, как будет заключена общая уния их церкви с латинянами.

В начале XVII в. город Алеппо на севере Сирии приобрел важнейшее значение как церковный и торговый центр восточного христианства. [211] Время от времени там находились резиденции трёх патриархов: мелькитского патриарха из Антиохии, армянского патриарха из Сиза и сирийского патриарха из Антиохии. В 1626/27 гг. в Алеппо поселились капуцины, иезуиты и кармелиты. В 1643 г. сирийский дьякон Андреас Акидьян признал перед одним кармелитом католический символ веры, возвратился назад в Ливан к маронитскому патриарху и был послан в маронитскую коллегию в Рим. После успешного обучения маронитский патриарх рукоположил его в священники.

В 1656 г., когда освободилась сирийская епископская кафедра в Алеппо, латинские миссионеры вместе с французским консулом Франсуа Пике [212] добились согласия сирийского патриарха Игнатия Шимуна на избрание Андреаса новым архиепископом. У миссионеров не было последовательной позиции относительно евхаристического общения. Они допускали верующих, которые объявляли себя сторонниками унии, принимать таинства от неуниатских священников, но вдруг сочли неуместным, что униатский священник принимает рукоположение в епископы от неуниатского патриарха. Поэтому они позаботились о том, чтобы до своего возвращения в Алеппо Андреас был посвящен в епископы маронитским патриархом; и французский консул исхлопотал у султана назначение Андреаса с государственно-правовыми полномочиями сирийским архиепископом Алеппо. Однако были возражения, среди прочего и потому, что архиепископ был рукоположен чужим патриархом. Все же Андреас добился признания.