Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Чтобы не вызвать взрыва неудовольствия, оба епископа заключили свою унию втайне и публично признали свою приверженность к ней лишь тогда, когда можно было ожидать широкого признания. Епископ Сумлянский из Львова подтвердил свой символ веры 17.3.1677. Но лишь в 1700-м он получил разрешение синода своей епархии на заключение унии и известил короля о своем желании привести епархию к унии. Для этого он предпринял инспекторскую поездку. В марте 1701 г. 1186 приходов его епархии присоединились к унии. [270] Восьмидесятилетний епископ Антоний Виницкий из Перемышля хотел сделать преемником своего племянника Иннокентия. Поскольку тот обещал привести епархию к унии, король его утвердил, и он был в 1680-м рукоположен. Во время сейма 1681 г. он произнес латинский символ веры, а в 1685-м заявил открыто о своей готовности к унии и добился в 1691 г. решения епархиального собора о согласии с ним. Но нунций и Рим на всём протяжении его жизни сомневались в его искренности. Лишь наследовавший ему брат его Георгий (1700-1713) добился полного доверия Римской курии. [271]

Из-за постепенного врастания обеих епархий в унию не создалось никакого конфессионального фронта. Не возникали униатские общины параллельно с неуниатскими. [272] Присоединение галицийских епархий к унии, таким образом, не только не нанесло ран, но даже привело в известном смысле к исцелению. Когда этот процесс был закончен, и это торжественно отмечалось на соборе в Замостье [273] в 1721 г., по крайней мере, в Польше, за это время значительно уменьшившейся, восточно-славянские христиане, которые с 1595/96 гг. были разделены на две церкви, вновь были объединены в одной. Правда, они были разделены с восточно-славянскими христианами по другую сторону границы, и это не только по духовным причинам, но больше потому, что Русская церковь проводила русификацию по большей части и по национальным мотивам.

На протяжении долгого времени в христианском мире явно признавались равнозначность региональных церквей и их право на самостоятельную церковную жизнь. Признание этих прав основывалось на том, что каждая из церквей руководима Святым Духом и их единство, согласно Евангелию от Иоанна (17,21), отражает единство и равнозначность, подобно тому, как неслиянны и нераздельны Бог Отец и Бог Сын. Время от времени это сознание в большей или меньшей степени утрачивалось. Тогда одна из церквей провозглашала себя наставницей всех других. Можно со всей определенностью сослаться, по крайней мере, на три примера из многих, которыми мы уже занимались в исторической ретроспективе: в эпоху поздней античности таким сознанием равенства характеризовались отношения между греками и латинянами, но отнюдь не между греками и древними восточными церквами. Это сознание равноправия также было чуждо экспансионистски настроенным латинянам позднего Средневековья. Когда на Флорентийском соборе велись переговоры между латинянами и греками, равноправие подразумевалось, но когда на этом же соборе говорили с другими восточными христианами, латиняне это уже не учитывали. При всех попытках утвердить мнимое право своей церкви на первенство в ту пору всё же не рисковали всерьёз поставить под сомнение благодатность прочих церквей.

После Тридентского собора развитие пошло таким образом, что мысли о равноценности церквей постепенно были вытеснены преобладающим интересом экклезиологии к иерархическим структурам, которыми Господь одарил свою Церковь, чтобы она в земном странствии руководилась иерархами, Им уполномоченными. Латиняне всё отчетливее убеждались, что Церковь Христова может существовать лишь там, где верующими руководит преемник Петра как зримый представитель Господа. С греческой стороны на это выдвигали возражение: Господь сам является главой единой, святой, вселенской и апостольской Церкви, и это, несомненно, означает, что возле него не может быть места для папского служения с неоспоримым авторитетом.

Точно так же, как с мыслями о равнозначности церквей, получилось и с размышлениями об иерархических структурах, основанных на сравнении с телом Христа, так что сквозь столетия этих споров выдвигались на первое место или отступали те или иные вопросы. Как только что упоминалось, уже в поздней античности и в Средние века создалась опасность для равновесия экклезиологии. После собора в Триденте у одних положение о неоспоримом авторитете стало со временем доминировать, другие стали его решительно отрицать. К началу XVIII столетия это, в конце концов, зашло так далеко, что разрастающееся противостояние в споре об авторитетности церковных структур заслонило почти на два столетия представление о благодатности другой церкви.

Когда западноевропейская и восточная христианские церкви постоянно находились в состоянии раскола, каждая из них возлагала вину за это на другую; каждая из сторон упрекала другую в определённых отклонениях от того, что было истинным для неё, считала другую уклонившейся от истины, заявляя, что церковное достоинство другой повреждено. Но образ действий, который был принят во время восстановления церковной общности, показывает, что продолжало существовать убеждение, что настоящая церковность всё же сохранялась в «раскольнической» церкви, несмотря на некоторую её «запятнанность». При историческом обзоре мы видели, как было широко распространено сомнение в том, является ли в истинном смысле церковь Христовой, если в ней не почитают папу как преемника Петра и наместника Христа. У некоторых латинских богословов и иерархов из тех, кто в первые полтора столетия после Тридентского собора имел дело с восточными христианами, это сомнение преобладало, хотя многим другим, напротив, оно вовсе не было свойственно.

Этим сомнением продиктован ответ, посланный в Молдавию при папе Сиксте V, так же, как и булла Климента VIII «Magnus Dominus», посланная русинам, им же обусловлена позиция кардинала Коллоница при утверждении Трансильванской унии. До Сикста V и Климента VIII папа Григорий XIII, напротив, не имел этого сомнения, и после него в значительной мере жёсткая позиция не была распространена. Это относится и к деятельности первых поколений миссионеров Конгрегации пропаганды веры среди восточных христиан, и к точке зрения венгерского примаса Липпаи на посвящение в сан епископа Петра Пéтровича из Мукачёва, или к римским инструкциям тем иезуитам, которые должны были приложить все усилия для заключения уний с восточными христианами, особенно унии с трансильванскими румынами. Такого рода сомнения не могли разделять также те римские круги, которые соглашались с тем, чтобы восточные иерархи продолжали служение в их прежних «раскольничьих» церквах после того, как pro foro interno вступили в унию с Римским престолом.