Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Но некоторые представители церкви делают из этого же самого тезиса вывод, что любовь Бога и милосердие Его распространяются только на членов их церкви. Они понимают его согласно своей принадлежности: «вне Рима», соответственно, «вне Виттенберга», «вне Константинополя» нет спасения. Такой узкий конфессионализм возник не ранее XVIII в. из-за богословского переосмысления экклезиологических проблем. Тогда начался новый миссионерский прорыв за пределы конфессиональных границ, положив начало отношению к «инославным христианам» как к язычникам. Церкви были убеждены, что они должны обращать как некрёщеных, так и крещёных, если те заблуждаются в вере, будучи убеждены, что те, как «потерявшиеся овцы», должны быть «возвращены домой».

Начался такой период в истории церкви, когда усердно пекущиеся о душах миссионеры прилагали все усилия к тому, чтобы побудить к переходу в собственную церковь целые епархии или приходы «заблудших христиан», и если же не удавалось заполучить целые общины «инославных», то добиваться, по меньшей мере, индивидуальных обращений «заблудших». Миссионеры, которые это делали искренно, заслуживают уважения, ибо добросовестно ориентировались на принципы, казавшиеся им верными. Если упускать это из виду и не принимать во внимание экклезиологические убеждения, которыми руководствовались миссионеры, то следует всю эту миссионерскую деятельность, предпринятую из побуждений совести, целиком и полностью осудить как прозелитизм. Однако необходимо учитывать, что Католическая церковь была убеждена, что Господь, настоятельно желающий, чтобы было одно стадо и один пастырь, доверил ей всех христиан, и поэтому те, кто «заблуждается», должны были быть, согласно воле Божьей, тоже её чадами, то есть возвратиться к ней. По причинам историческим, географическим или национальным Православная церковь, со своей стороны, считала «своими» православных, униатов и всех, чьи предки когда-то были отделены от её стада. И, стремясь сделать всё возможное для «возвращения домой заблудших», некоторые православные иерархи, следуя своему пониманию воли Божьей, полагали ещё более неотложным послать миссионеров к ним, чем к язычникам. Потому что, по слову Христа, добрый пастырь имеет неотложную обязанность разыскивать потерянных овец.

Имея в виду всё вышесказанное, мы должны принять, что порыв миссионеров может заслужить одобрение, но не их миссионерская деятельность. Дело в том, что образ действий миссионеров основывался на обусловленной временем экклезиологической доктрине, которую Комиссия по православно-католическому диалогу открыто объявила противоречащей общему Преданию наших церквей. Деятельность миссионеров, хотя и была в своё время, соответственно тогдашней экклезиологии, добросовестной, но этому вовсе не следует подражать в наше время, так как II Ватиканский собор и всеправославные конференции отказались от ставшей в XVIII в. общей экклезиологической точки зрения и вернулись к общему Преданию наших церквей. С этого времени повторение подобной миссионерской деятельности категорически запрещено. В течение последних 200 лет, на протяжении которых не принималось во внимание наше общее Предание, прежде всего католические миссионеры были успешны в деле «возвращения домой», то есть в свою церковь, восточных христиан. И некоторые восточные церкви от этого тяжело пострадали.

К тому же в эту эпоху связанные с Римом унией восточные церкви всё больше и больше попадали под контроль римского куриального начальства, вначале по линии Священной Конгрегации пропаганды веры, а с 1917-го — специально для них учрежденной Священной Конгрегации для восточных церквей. [336] Орган надзора поставил под жёсткий контроль литургическое [337] и церковно-правовое [338] наследие униатских церквей, оценивал их по римским меркам и был, насколько возможно, занят тем, чтобы придать определённое направление их духовной и религиозной жизни, обеспечивающее их единообразие с религиозной жизнью церквей Западной Европы. Следствием было ещё большее взаимное отчуждение униатов и православных. Это было явно кстати как некоторым католическим, так и православным кругам, потому что побуждало к ясным решениям при переходе в другую церковь и облегчало точное различие между униатами и неуниатами. [339]

Теоретический фундамент под жёсткий контроль со стороны Рима подвёл папа Бенедикт XIV. Для него латинский обряд, по принципиальным соображениям, был выше любого восточного обряда. Де Вриз обобщает: «Главный документ, относящийся к этому, – конституция „Etsi pastoralis“ от 26 мая 1742 г. „Престанция“, или превосходство, латинского обряда над другими литургическими формами церкви для Бенедикта — аксиома, которая лежит в основе всех его действий в отношении Востока. Он обосновывает это преимущество указанием на то, что это обряд святой Римской церкви, матери и наставницы всех церквей... Так как греческие обряды существовали без постоянного контроля (со стороны Святого престола. — Авт.), а во время схизмы и вовсе вышли из-под контроля Рима, Бенедикт XIV, как и многие его предшественники, обнаруживает в отношении них определённое недоверие, склонность находить в них опасное и неуместное, пагубное и противное вере. Так говорит папа в конституции „Allatae sunt“: „Апостольский Престол всякий раз, когда он мог констатировать, что в восточную церковь проник опасный или неуместный обряд, последний был осужден, и его употребление было запрещено... Святой престол всегда запрещал грекам отдельные обряды, даже если они уже издавна употреблялись ими, когда он мог констатировать, что они губительны или плохи, или могут стать таковыми“. Преимущество латинского обряда, доказываемое Бенедиктом XIV, обозначает, таким образом, не просто почетное первенство, но его действительное превосходство». [340]

Чтобы устранить печальные исторические последствия этой позиции, II Ватиканский собор постановил в Декрете о восточных католических церквах: «Все восточные христиане должны знать и быть уверены в том, что они могут и должны сохранять свои уставные богослужебные обычаи и свой собственный устав, внося изменения только из потребностей самостоятельного и органического развития... Если же они, из-за обстоятельства времени или личных отношений, неподобающим образом отступили от своих обычаев, то должны приложить все старания к тому, чтобы вернуться к отеческим традициям». [341]

Униатская церковь Греции ведёт своё происхождение не от унии. Она обязана своим существованием индивидуальным обращениям и тому факту, что, когда число обращённых возросло, папа назначил для них епископа.