Андрей Десницкий - Библия: Что было «на самом деле»?

За основу можно взять мнение И. П. Вейнберга, который еще в начале 1990-х гг. писал:

Историк, как любой человек, принадлежит своему времени и своему обществу, от воздействия которых он не может, да и не должен быть свободен. Но именно в этом причина произвольной или непроизвольной модернизации, когда историк смотрит на изучаемое прошлое глазами собственного настоящего. История – это всегда диалог между настоящим и прошлым, который может состояться лишь в том случае, если «ведущий» – историк осознает различие настоящего и прошлого, «позицию» каждого из партнеров этого диалога.

Полностью устранить субъективно-социальное и субъективно-индивидуальное в видении историка едва ли возможно, но современный исследователь обязан и вполне способен избежать крайностей такого видения. Для этого исследователь должен, во-первых, осознавать, что его настоящее – это не прямое продолжение прошлого, равно как и не антипод его. Во-вторых, он должен признать, что представления людей этого прошлого о себе и своем времени могут весьма существенно отличаться от взглядов исследователя конца XX в., что он не обладает абсолютно истинным знанием о прошлом. Иными словами, современный историк должен стараться воссоздать модель мира «собеседника», в данном случае ближневосточного историописца I тысячелетия до н. э [113] Вейнберг И. П. Рождение истории. Историческая мысль на Ближнем Востоке середины I тысячелетия до н. э. – М.: Еврейский университет, Наука, 1993. С. 101. .

Эту задачу он и старается решить в своей книге, следуя традиции, восходящей к знаменитой школе «Анналов», о которой мы здесь говорить подробнее не будем.

Пожалуй, стоит согласиться с Вейнбергом, что история родилась не в Древней Греции, но значительно раньше, а сам он предлагает в качестве колыбели исторического знания как раз библейскую традицию. Мнение, что история родилась в Элладе, по-видимому, отражает европоцентристский взгляд, согласно которому греко-римская античность есть идеал и магистральный путь развития человеческой цивилизации, до которого постепенно «дорастают» другие культуры. Разумеется, этот взгляд не выглядит в начале XXI в. единственно правильным и даже вполне убедительным.

Мы будем основываться на главном источнике по ранней истории израильской государственности – четырех книгах Царств (в еврейской традиции – двух книгах Самуила и двух книгах Царей). Эти четыре книги библейского канона рассказывают о возникновении монархии в Израиле и Иудее и доводят повествование до уничтожения этих государств соответственно ассирийцами и вавилонянами. Примерно ту же историю рассказывают две книги Паралипоменон (или Хроник), но они явно носят вторичный характер и пересказывают повествование книг Царств в несколько отредактированном виде.

Достоверность этого повествования не раз подвергалась сомнению, и в условиях нехватки неписьменных (археологических) источников степень доверия к библейскому повествованию оказывается в полной зависимости от субъективных предпочтений исследователя. Но возможна ли какая-то относительно объективная оценка, основанная на научном анализе? Поиску ответа на этот вопрос и посвящено настоящее исследование. Как иронично сформулировал Дэниел Флеминг, «Библия стала бы потрясающим историческим источником, если бы только мы разобрались, как именно им пользоваться» [114] Fleming D. E. The Legacy of Israel in Judah’s Bible: History, Politics, and the Reinscribing of Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. P. 3. .

И здесь, как говорится в приведенной выше цитате Вейнберга, возникает следующая проблема. Реконструкция, по сути, есть процесс создания своей собственной истории, написанной уже не древним автором, а современным исследователем-реконструктором, а значит, в нем заметную роль играет идеология, причем уже иная, чем собственная идеология автора. Добросовестный реконструктор стремится к объективности, но не в состоянии полностью «отключить» свои взгляды, предпочтения и верования. А значит, у людей с разной идеологией и реконструкции будут неодинаковыми.

Более того, современный исследователь обычно плохо представляет себе автора или авторов древнего текста, равно как и историю его происхождения. Авторы, как правило, ничего не говорят о себе, а сам текст мог подвергнуться редактуре в последующие века, притом редактор или редакторы могли придерживаться несколько иной идеологии. Кстати, в конце XX в. вышли достаточно интересные работы зарубежных ученых, рассматривающие библейские повествования с точки зрения нарративного анализа [115] Прежде всего Alter R. The Art of Biblical Narrative. New York: Basic Books, 1983; Sternberg M. The Poetics of Biblical Narrative: Ideological Literature and the Drama of Reading. Bloomington: Indiana University Press, 1986; Berlin A. Poetics and Interpretation of Biblical Narrative. Winona Lake: Eisenbrauns, 1994. . Но в этих трудах мало что говорится о возможности исторической реконструкции.

По-видимому, прежде всего нужно понять, как автор относится к описываемым событиям, как преобразует память (личную или коллективную) в текст. Это поможет нам понять, когда приблизительно жил автор, кем он мог быть, какой именно идеологии придерживался. И тогда будет разумно предположить, что эпизоды, которые не вписываются в его идеологическую картину, но все же приводятся в тексте, отражают достоверные факты. А вот общие фразы о том, как «хорошие» в очередной раз победили «плохих», с высокой долей вероятности окажутся очередным штампом, который не обязательно отражает реальность. Да, но как увидеть этого автора и как понять, что его образ не есть лишь проекция мыслей исследователя? Начать можно с вопроса идеологии.

История Израиля неотделима от истории яхвизма, религии Единого Бога – собственно, это и есть основная идеология нашего автора. Это не просто религия, это представление о том, что именно вера в Господа Яхве (о его имени мы уже говорили в разделе 1.2. «Что такое “на самом деле”»), а еще точнее, отношения с ним определяют жизнь каждого израильтянина и всего израильского народа. Но это утверждение, сколь верным бы оно ни было в общем виде, еще мало что объясняет.

По всей видимости, эта идеология не явилась сразу в готовом виде. Проблема заключается еще и в том, что само по себе употребление имени Яхве (в семитских надписях оно выглядит как Yhw(h) , в греческих Ἰάω, а в семитских теофорных именах ему соответствует элемент -yāhû ) не дает надежных сведений, как именно относились к этому божеству те, кто употреблял это имя. Заметим, что имя употребляется и в откровенно языческих надписях, из них самая известная – стела Меша, моавского царя, который хвастался тем, что захватил сосуды Яхве ( kly Yhwh ) и посвятил их своему богу Кемошу.