Михаил Майзульс - Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха

В богословских трактатах или на страницах бестиариев одни и те же животные могли толковаться как in bono , так и in malo. Например, лев, который во многих культурах с древнейших времен воспринимался как царь зверей, воплощение мощи и величия, порой символизировал Христа, царя небесного, поправшего дьявола, а порой — самого дьявола, свирепого хищника, «пожирателя» душ. Обоих уподобляли льву, чтобы подчеркнуть их силу: в одном случае благую, в другом — пагубную [324] Пастуро 2012. С. 56–58; Dittmar 2009. P. 63–66; Pastoureau 2019. P. 58–63. . Однако вряд ли удастся найти текст или изображение, где лев означал бы одновременно Бога и Сатану.

Трудно представить, чтобы Петер Схейве и Агнес де Грамме заказали триптих, на котором они вместе со своими святыми патронами, Петром и Агнессой, молятся перед сценой, где силы зла обступают Спасителя [325] Конечно¸ в позднее Средневековье известны случаи, когда привычные сюжеты и образы из христианской иконографии переосмысляли в новом, нецерковном ключе. Например, на иллюстрациях ко многим алхимическим рукописям фигуры Христа, Девы Марии и мучеников олицетворяли превращения металлов и этапы «великого делания» — производства философского камня (Зотов 2020. С. 121–138). Тем не менее читателям таких манускриптов, видимо, было понятно, что «алхимический» Христос — это не сам Христос, Сын Божий и Спаситель, которого они видели на распятиях, а ученая аллегория. . Или нужно предположить, что они тоже не распознали замысла Босха? Мадридский триптих отходит от привычной иконографии Поклонения волхвов, но все же не так далеко, как это часто кажется.

Рис. 111. Эта сцена, возможно, копирует иконографию Поклонения волхвов. Только вместо Марии с Христом тут Антихрист.

Житие Антихриста. Бавария, ок. 1440–1450 гг.

Berlin. Preussischer Kulturbesitz. Ms. germ f. 733. Fol. 4

Персонажи Босха загадочны, но многие толкования его работ, предлагаемые историками, явно показались бы ему странными. В его Богоявлении, наверняка, заложено обвинение в адрес иудеев и (или) всех грешников, которые отвергают Христа. Мир, в который явился Спаситель и который ему предстоит искупить, виделся Босху как пронизанный злом — как и мир, в котором жил он сам. Отряды, сходящиеся перед Иерусалимом, — это все же скорее свита трех королей. Возможно, что мастер из Хертогенбоса специально изобразил их так, чтобы они выглядели как иноверцы и напоминали об османской угрозе. Но в любом случае тюрбаны и прочие отсылки к Востоку в те времена встречались на множестве «Поклонений волхвов». Тут Босх не был новатором.

Вероятно, что он действительно противопоставил двух первых волхвов их третьему, чернокожему, спутнику. Тот не просто держится в стороне от товарищей, а композиционно отделен от них фигурой Антихриста [326] Это композиционное решение регулярно встречалось в нидерландской живописи XV–XVI вв. На одном из «Поклонений волхвов», написанных около 1520 г. Герардом Давидом, современником Босха, два белых короля опустились на колени перед Иисусом, сидящим на коленях у матери. А их чернокожий товарищ стоит поодаль, в окружении нескольких воинов и бородатого мужчины в желтой чалме и с загнутой турецкой саблей (New York. The Metropolitan Museum of Art. № 1982.60.17). . На одеяниях или подарках всех трех волхвов изображены ветхозаветные сцены, в которых христианские богословы видели указания на Рождество, Богоявление или Распятие. Однако в облике последнего, самого младшего, короля есть слишком много пересечений с Антихристом, который стоит перед ним. У обоих на одежде нарисованы тернии или сухие ветви [327] Правда, выглядят они по-разному. Поэтому можно предположить, что колючки на шлеме-тюрбане Антихриста — это негативный знак, пародия на терновый венец, а тернии на воротнике и рукавах третьего волхва — знак пророческий, указание на Страсти, уготованные новорожденному мессии. . Оба носят идентичные жемчужные серьги: только у волхва украшение вставлено в ухо, а у мрачного персонажа, стоящего в дверях хижины, — в ногу.

Осмелюсь предположить, что Босх не просто изобразил трех (бывших) язычников, склонившихся перед христианским Богом, а показал своего рода континуум обращения. Третий, чернокожий, маг, как у других художников XV в., у Босха напоминал об универсальности христианского послания. И в то же время в статной фигуре этого волхва еще много языческого и чуждого христианству. Босх был не первым художником, поместившим его на самом большом расстоянии от Девы Марии и ее божественного младенца. И до него в облике третьего короля появлялись детали, напоминавшие об иноверии. Однако у Босха дистанция, умноженная на перекличку с Антихристом, вероятно, говорит о большем. Чернокожий волхв дальше всех от Христа не только в буквальном, но и в духовном плане.

В средневековой иконографии встречаются примеры такой визуальной регрессии. Один из них мы найдем в австрийском Часослове, который был создан около 1470 г. для Иоганна Зибенхиртера — великого магистра рыцарского Ордена св. Георгия. Там трое священников причащают троих мирян, стоящих перед ними на коленях. У первого священника в руках гостия, на которой виден младенец Христос; у второго — просто ломоть хлеба; а у третьего (с темным, словно у мавра, лицом) — жаба. Эта сцена демонстрирует праведное и неправедное причащение. Добрый католик, который верит в пресуществление, вкушает тело Христово. Для второго человека (он сомневается в таинстве евхаристии или верует, но нетвердо?) хлеб остается хлебом. А третий — это, скорее всего, еретик, отверженная душа. Для него гостия обращается в демона в облике жабы или в жабу как воплощение всего нечистого. У первых двух причащающихся кожа светлая, как у священников и епископа. У третьего, грешника, лицо темное. И этот цвет указывает на его связь с силами тьмы [328] Stockholm. Königliche Bibliothek. Codex Holm. 225 A. Fol. 158v. См.: Hamburger 1984. P. 13–14, Fig. 5. .

Здесь дидактика проста и прозрачна. Образ, созданный Босхом, конечно, намного сложнее. Чернокожий король, стоящий дальше всех от Христа, молод, красив и статен. Художник явно им любуется и ждет того же от зрителя. Несмотря на странные детали одежды и украшений, сближающие его с Антихристом, его облик скорее не зловещ, а экзотичен. Босх, если бы захотел, мог изобразить его отталкивающе уродливым — в карикатуре на врагов Христа он знал толк; мог снабдить его символами (как скорпион или жаба), которые в ту эпоху однозначно считывались как нечистые и дьявольские; мог одеть на восточный манер и тем самым напомнить о его связи с миром иноверия. Однако он этого не сделал. Видимо, потому что демонизация третьего короля не входила в его планы. Фантастический костюм чернокожего волхва ясно говорил о том, что он выходец из экзотических земель, из неведомого далека, но все же не выносил ему однозначной оценки (рис. 112).