Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

История как рассказ, история как художественное произведение – может ли такая современная концепция истории открыть нам двери и к реабилитации библейских и иудейских исторических сочинений именно как исторической литературы? Коснется ли такая реабилитация не только Иосифа и Луки, но и Матфея, и псевдо-Филона, и Книги Юбилеев, Книг Царств, Священнического кодекса, истории Давида? Факты в них неотделимы от вымысла; их не различают и сами авторы. Означает ли это, что мы можем видеть в Матфее историка – так же как современные исследователи видят историков в яхвисте или авторах Книг Царств? [1404]В самом деле, использование вымысла для интерпретации истории у Матфея – яркий пример подобного подхода к истории. Даже вымышленные детали своего повествования он создает и использует ради σύµπασα γνώµη [1405]. Можем ли мы назвать Матфея историком?

Как бы ни отвечать на этот вопрос в наше время – необходимо помнить, что в Античности историография была весьма разнообразна и зачастую пересекалась с другими жанрами. Наиболее известен был идеал Фукидида; однако даже те, кто его цитировал, далеко не всегда ему следовали. Даже Лукиан, строгий сторонник приверженности историка одной лишь истине, рекомендует «изящно располагать события и описывать их так живо, как только возможно», становясь в этом истинным «Фидием от истории» [1406].

2.3. Отличие Матфея от греческой историографии

Иудейский историк Иосиф Флавий в предисловии к «Иудейским древностям» дает четкое определение различных форм историографии: одни заботятся о том, чтобы «выказать блестящий стиль свой» (λόγων δεινότητα) на пути к славе; другие стремятся «снискать себе расположение» (χάριν φέρειν) тех, о ком пишут. Третьи стремятся описать события, коим стали свидетелями. Интерес четвертой группы историков – в том, чтобы показать «величие дотоле скрытых и покоящихся как бы во тьме событий» (χρησίµων µέγεθος πραγµάτων ἐν ἀγνοίᾳ κειµένων) и написать о них ради общего блага (εἰς κοινὴν ὠφέλειαν) ( И. Д. I, 1.1 = предисловие автора). Здесь Иосиф Флавий демонстрирует понимание типов и задач греческой историографии. На мой взгляд, Евангелие от Матфея весьма отличается от всех форм греческой и римской историографии, не только классической «фукидидовской», но и «поучительной», «риторической» и «драматической» историографии. Его трудно расположить на этой шкале, поскольку он просто не знаком с их моделями и идеалами.

Его Евангелие имеет фундаментальные характеристики, свидетельствующие о его серьезном отличии от современной ему греческой историографии:

1. Как и многие греческие историки, Матфей пишет о современной ему истории, однако делает это в стиле повествования о далеком прошлом. Современная история – основная тема классических греческих историографов. Вернемся снова к Фукидиду. В главах 2–20 своей первой книги он делает краткий обзор древнейшей истории Греции (= τὰ παλαιά… τῶν προγεγενηµένων ; История I, 20.1). Для этого ему приходится обращаться к поэтам и хронистам (λογογράφοι), и единственная его задача – выбрать из их сильно приукрашенных и мифологизированных сообщений то, что может быть правдой. Однако истинная задача историка – писать историю времен недавних, которым он либо сам был свидетелем, либо может опросить свидетелей, которые при этом присутствовали ( История I, 22.2). Отзвуки этого широко распространенного представления о задаче историка слышны, по-видимому, и в прологе к Евангелию от Луки, где Лука говорит, что будет писать о «совершенно известных между нами событиях» (τῶν πεπληροφορηµένων ἐν ἡµῖν πραγµάτων), и приписывает важную роль очевидцам (Лк 1:1–2) [1407]. В Евангелии от Матфея все по-другому. Несмотря на то что предмет этого Евангелия – современная история, в нем, в отличие от Луки, нет ни ссылок на свидетелей, ни упоминания о его исторической точности. В заголовке своей книги Матфей излагает совсем иную программу: его намерение – написать Βίβλος γενέσεως Ἰησοῦ Χριστοῦ, родословие Иисуса Христа (Мф 1:1). Если верно понимание, которое предложили Уильям Дэвис, Дейл Эллисон и Мойзес Майордомо-Марин [1408], то γένεσισ – это отсылка к первой библейской книге, известной среди грекоязычных иудеев как Γένεσις. Матфей хочет написать новую «Книгу Бытия» об Иисусе Христе. Иными словами, он не хочет рассказывать современную историю Иисуса так, как это сделал бы греческий историк – он хочет рассказать ее по-библейски: как основу истории Церкви, так же, как Пятикнижие рассказывает основу истории Израиля. С точки зрения греческого историка можно сказать резче: Матфей рассказывает историю Иисуса не как «историк», но как «поэт» или λογογράφος, так, словно говорит о чем-то «древнем», случившемся в стародавние времена.

2. Имя автора книги либо не сохранилось, либо не было дано ей изначально. Евангелие от Матфея – анонимный текст: в этом оно схоже не только с библейскими историческими книгами и с большинством древнееврейских исторических текстов, рассказывавших «начало истории» Израиля от сотворения мира до вхождения в Землю Обетованную, но и с сочинениями «традиционных» иудейских историков, рассказывающих о последующих событиях израильской истории [1409]. Общее правило, верное для всех анонимных «традиционных» исторических книг, можно сформулировать так: важен не авторитет историка – ни его свидетельства очевидца, ни мастерство исследователя, ни даже доступ к первоисточникам [1410]; важен авторитет самой традиции [1411]. Эта анонимность как основная характеристика «традиционной» или «начальной» истории очень важна: она идет рука об руку с другими характеристиками, которые Матфей также разделяет с «традиционными» иудейскими рассказчиками о прошлом.

3. В книге нет предисловия, объясняющего цель или принципы ее создания. Автор Евангелия от Матфея нигде не размышляет над тем, как именно он рассказывает свою историю, не объясняет читателям особенности или особые достоинства своей книги сравнительно с прочими.

4. Мы не замечаем у Матфея никакого сознания исторической истины [1412]. Матфей не делает хорошо известных и столь важных для греков различий между µῦθος и ἀληθεία, между «фактом» и «вымыслом», между «до-историей» (ἀρχαιολογία, τὰ παλαιά) [1413], которую невозможно ничем подтвердить или доказать – и «современной историей», у которой есть очевидцы и которая, по мнению многих, только и должна интересовать историка в полном смысле слова. Матфей начинает свою книгу с Авраама и ведет читателей по генеалогическому древу вплоть до Иосифа, усыновившего Иисуса (1:2–17), явно не сознавая того, что с отдалением от его собственного времени его задача становится труднее. Короче говоря, у Матфея совершенно не заметно того, что можно назвать «критическим самосознанием» историка. Этому соответствует и холистический тип восприятия, в центре которого стоит идентификация [1414].