Андрей Дударев - Посттоталитарная теология. Современный кризис христианства и его преодоление

Если говорить о некоем предназначении нации, о ее особом даре и особом пути, то у этого дара и пути могут быть свои искушения. Так, если удел России – всемирность, то искушение, «темный двойник» этого дара – имперскость. И страна на протяжении многовековой истории очень часто проваливалась в эту подмену. Удержать от этого «геополитического искушения» может, как раз, привитая западно-правовая система ценностей, основанная, по мысли С. С. Аверинцева, на западном «христианском аристотелизме». Западная система ценностей – это спасение России от самой себя, от своего темного «Я». Без нее, без уважения прав и свобод личности страна будет уничтожать сама себя в форме государственного террора, как это было и в царское, и в советское, и отчасти в путинское время… Более того, западная система ценностей, очеловечивание необузданного человека – это пропуск в цивилизованный мир, в европейско-американскую семью народов, это необходимый политес, нужный для того, чтобы тебя уважали и слушали. Без этого никакое общение невозможно, и Россия не выполнит никакой исторической миссии. Российский народ должен в полной мере стать западным, цивилизованным народом.

При этом, получив прививку западного «христианского аристотелизма», вовсе необязательно отказываться от восточного «христианского платонизма» с его идеалом святости. Основным препятствием на пути воплощения идеала святости в конкретных историко-географических современных условиях является имперская составляющая Русской православной церкви – доминирующей конфессии на территории России. Если мы говорим о макросинтезе как о резонансе нескольких «структур», то каждая из этих «структур» нуждается в подготовительной коррекции, обусловленной событиями XX века. Так для русской церкви XX век – это время небывалого агрессивного богоборчества, когда, с одной стороны, церковь испытала невиданные гонения за веру и явила целый сонм новомучеников, а, с другой стороны, это время Суда Божьего над церковью, следствием которого может стать смена церковной нормы и экклезиологический поворот как к своим евангельским корням, так и к новым формам церковной жизни, адекватным современности. Монашеско-аскетическая «экклезиология пустыни», когда основное религиозное действие – это уход от мира, и монархическая по сути, поместно-приходская «экклезиология примирения с миром сим» должны смениться новой «экклезиологией полиса», когда на первый план духовного делания встает не уход от мира и не потакание миру в его грехах, а творческое спасение мира, преображение его в место, где может почивать Дух Божий… Необходимыми условиями новой «экклезиологии полиса» являются возрождение катехизации и духовного научения, активное участие в церковной жизни мирян, полноценная общинная жизнь с возможностью возникновения свободных очагов духовного общения (отец Александр Мень называл такой тип церковности открытым христианством)… Отсюда и главное искушение такого подлинного обновления церковной жизни – это трансляция прежних форм церковной жизни, застарелый клерикализм и фундаментализм при сохранении духовного невежества народа, заигрывание с государством на основе отжитых т. н. симфонических принципов…

Однако для христианства, конечно, не стоит забывать, есть и более высокие задачи. Христианская Церковь в надконфессиональном смысле – мессианский народ Божий, призванный выполнять то, что в христианской традиции называется Великим поручением Господа Иисуса Христа [32]. Нерелигиозные люди боятся мессианизма как чего-то такого, в чем смутно видится энергия тоталитаризма. Но тоталитаризм и имперскость – это не мессианизм в духовном смысле этого слова, это, скорее, лжемессианизм, некая антихристова подмена подлинного мессианизма, в котором должно возобладать единство, не нарушающее свободы: тотальность без тоталитарности, где присутствует и самоценность каждой личности и динамическое равновесие прочих ценностей; универсальность всех, сохраняющая уникальность каждого…

Можно допустить в качестве богословского теологумена, что мессианизм – это надконфессиональное и даже надрелигиозное явление. Мессианское Царство – это «океан», в который впадают «реки» и «течения» разных традиций, имеющие в себе «печать истины» и очищенные в ходе исторического процесса от всего нечистого, что несовместимо с Царством… В этой связи необходимо освободиться от гордыни вероисповедания, сохраняя при этом глубину веры в подлинном смысле этого слова.

Так или иначе, мессианские концепции есть у многих народов. Не всегда, конечно, они оформлены в национальную идею, но все же. Допустим, американизм зиждется на мессианской идее новой земли обетованной, где должно восторжествовать новое царство свободы. Знаменитое «In God We Trust» («На Бога уповаем») – до сих пор официальный девиз США, который печатается на оборотной стороне долларовых банкнот. Религиозная толерантность в сочетании с универсальными этическими ценностями – одна из причин экономического и политического успеха страны. При этом религиозное единство американской нации – это все-таки разобщенное единство религиозных «анклавов», позволяющее через работающие институты защиты прав личности обеспечивать мир и связанность.

С интересными мессианскими концепциями выступают израильские религиозные мыслители. В трудах Авраама-Ицхака Кука, Пинхаса Полонского, Арье Бараца, Дмитрия Радышевского и других особое религиозное значение придается возвращению евреев на Святую землю – в Палестину. Сионизм дает возможность еврейской народной душе обрести «национальное тело» в виде Государства Израиль, что подобно воскрешению народа из мертвых. Это событие воспринимается не только как избавление народа из сверхдлительного двухтысячелетнего изгнания, но и как начало новой мессианской эры, где Государство Израиль будет играть особую роль. Наряду с индивидуальным прочтением Торы есть и общенациональный уровень, когда некоторые заповеди обретают смысл, «оживают», только когда субъектом диалога с Богом становится народ, а не отдельная личность (например, заповедь о почитании родителей, «экологические» заповеди и т. д.). Это оказывается возможным только в Государстве Израиль. Здесь, на Святой земле, по мнению Дмитрия Радышевского, евреи смогут посвятить жизнь своей миссии (выполнению Божественной задачи). А миссия эта заключается в том, чтобы теургически освящать и преображать материальное бытие в соответствии с духовным сознанием.

Идеологической основой существования Европейского Союза можно считать «Европейскую конвенцию о защите прав и свобод человека и основных свобод», вступившую в силу в 1953 году вскоре после окончания Второй мировой войны. К основным ценностям ЕС можно отнести право наций на самоопределение; парламентаризм, демократическое устройство государства и общества, включающее особое внимание к соблюдению прав меньшинств, их поддержка; верховенство права, правовую культуру; рыночную экономику, базирующуюся на частной собственности; социальную справедливость, опирающуюся на социальное партнерство; приоритет прав человека, суверенитета личности над государственным суверенитетом, либеральный индивидуализм; светскость общества и культуры, во многом основанную, однако, на христианском наследии; толерантность и мультикультурализм. Возможно, устройство Европейского Союза – это будущая модель мирного безвоенного сосуществования государств и наций. Если так, то что мешает рассматривать ее как прообраз исполнения библейских мессианских пророчеств? Разве было в истории время, когда можно было считать исполнившимся пророчество Исайи «и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Ис 2:4)? Может быть, Европейский Союз показывает всему миру, как это пророчество может быть исполнено?