Давид Инстон–Брюер - Развод и повторный брак в церкви

Дух Святой проследил за тем, чтобы мы продолжали давать те же самые обещания, которые порекомендовал сам Бог через Моисея, хотя церковь уже и забыла их происхождение. Удивителен тот факт, что эти обещания сохранились до сего дня, когда мы наблюдаем тот факт, что церковь почти полностью забыла библейские принципы брака и развода. Как могла церковь позабыть такие жизненно важные принципы? Мы займемся изучением этого вопроса в следующей главе.

Почти все ранние руководители церкви, начиная со 2 века н.э. и позднее, считали, что Иисус не позволял разводов и разрешал только разделение супругов в случае прелюбодеяния. Но, как мы поняли ранее, любой человек, живущий в 1 веке н.э. отметил бы, что это серьезное непонимание того, о чем учили Иисус и апостол Павел. Так как же произошла такая огромная и чреватая последствиями ошибка, ведь со времени жизни Иисуса и Павла прошло сравнительно немного времени?

Первая причина кроется в историческом катаклизме, произошедшем при разрушении Иерусалима римлянами, который в корне изменил облик иудаизма и отрезал христианство от его еврейских корней. Когда римляне взяли Иерусалим и разрушили Храм в 70 году н.э., большая часть еврейский мир Нового Завета почти полностью ушел в прошлое. Большинство руководителей еврейского народа погибли при осаде, и иудаизму уже не суждено было остаться прежним. Тот факт, что раввинистический иудаизм вообще сохранился до сих пор, замечателен сам по себе, и согласно традиции, это произошло во многом благодаря одному человеку.

Йоханан бен Заккай был фарисеем, принадлежащим к школе Гиллеля. Он был знатоком толкования Библейских текстов и раввинистического закона. Ему удалось бежать из осажденного Иерусалима, притворившись мертвым — его ученики положили его в гроб и вынесли за пределы города. Римские солдаты останавливали каждого, кто пытался выйти из города, однако они согласились не препятствовать этой маленькой похоронной процессии, возможно, не без помощи денежного вознаграждения. Когда ученики отошли от города на достаточное расстояние, Йоханан вылез из гроба и, вместо того, чтобы бежать со всех ног, направился к палатке командующего римскими войсками, Веспасиана. Он сказал командующему о том, что Писание говорит, что завоевавший Иерусалим будет царем, и таким образом, он пророчествовал Веспасиану о том, что тот однажды станет императором. Веспасиан был очень доволен этим, и спросил у Йоханана, чего он хочет. Йоханан воспользовался этим поводом, и попросил, чтобы город Явнее был дарован иудеским мудрецам и ученым в качестве безопасного убежища, и Веспасиан удовлетворил его прошение.

После войны, выжившие иудейские мудрецы и ученые собрались в Ямне для того, чтобы основать новый центр раввинистичекого закона. Они назвали его «синедрионом» в честь того самого религиозного парламента, который правил ранее в Иерусалиме, хотя тот иудаизм, за которым они стали осуществлять контроль, был уже не тем иудаизмом, который существовал во времена Нового Завета.

Большое количество различных религиозных групп иудеев практически исчезло после 70 года н.э., в том числе саддукеи, иродиане, кумранские иудеи и фарисеи из школы Шаммая. Единственными иудеями, имевшими какой–то существенный авторитет в это новое время, были фарисеи из школы Гиллеля, которой и принадлежал Йоханан. Следовательно, еврейский закон с того времени толковался практически во всех аспектах согласно традициям школы Гиллеля.

Неудивительно, таким образом, что все разводы с того времени стали основываться на «любой причине» Гиллеля, потому что хотя, как мы видели в главе 5, обоснованность такого подхода и оспаривалась школой Шаммая и Иисусом, последователи Гиллеля стали единственной значительной иудейской религиозной группой, которая выжила после 70 года н.э. Вскоре такой развод стал единственным существующим видом развода, и с тех пор перестал называться «разводом по любой причине», а просто «разводом». Весь этот спор о юридическом значении формулировки «по любой причине» и лозунг последователей Шаммая, гласящий «ничего, кроме вины прелюбодеяния», который был так же хорошо известен в иудаизме начала 1 века н.э., как сегодня — юридический термин «судебные издержки», все это быстро исчезло из общественного сознания. Еще через пару веков в этих деталях плохо разбирались даже специалисты — богословы и филологи того времени.

К непониманию изначального юридического спора привели не только события 70 года н.э., но и эволюция языка. Ничто не разделяет поколения так, как это делает язык. Одно поколение говорит о ком–то, что он «мировой», другое — что он «классный», а третье — что он «крутой». Одно поколение поет, «гей, славяне», а другое говорит — «никому не говори, что он — гей». Человек, которого сейчас называют испытывающим «затруднения в учебе», раньше назывался «умственно отсталым», а до этого — медицинским термином «имбецил».

Юридический «жаргон» меняется тоже, хотя, обычно, медленнее. Например, если вы спросите у группы людей в Англии, кто такой «соответчик», только самые пожилые среди них скажут, что это юридический термин, означающий «любовник человека, с которым осуществляется развод из–за прелюбодеяния». Несколько десятилетий назад в газетах регулярно публиковались истории о соответчиках, и благодаря человеческому любопытству, эти истории были очень популярны. Когда законы о разводе изменились в 1967 году, термин полностью исчез из общественного сознания, а еще через двадцать лет только социальные историки и читатели исторической фантастики знали, что означает этот термин. Он стал настолько же непонятным, как и термин «развод по любой причине» во 2 веке н.э.

Еще один пример термина, претерпевшего изменение в значении — это «сношение». Что бы вы подумали о родителях, которые говорят своей дочери: «Молодые девушки должны избегать сношений с мужчинами, не соответствующим ее социальному положению». В наши дни вы бы наверное сказали, что это какие–то развращенные снобы, однако в 19 веке эти слова были предупреждением не разговаривать с неподходящими ухажерами.

Проблема стенографических фраз и сокращений состоит в том, что разные читатели будут добавлять недостающие слова для восстановления смысла по разному. Представьте что вы видите демонстрантов с плакатами, на которых написано: «Женщинам — равенство!» Никто не ожидает увидеть плакат, на котором написано «Мы требуем, чтобы женщинам было предоставлено равенство в оплате труда и юридических правах!» Все знают, что демонстрант имеет в виду на самом деле именно это, и если о демонстрации напишут в газетах, журналисты тоже не станут утруждать себя тем, чтобы «расшифровывать» лозунги, приводя их формулировки в полном виде. Однако, если окажется, что демонстрация происходила в начале 20, а не 21 века, то под тем же самым лозунгом имелось бы ввиду совершенно другое: «Мы требуем, чтобы женщинам было предоставлено равенство при получении образования и избирательных правах!» Ни в первом, ни во втором случае, нет нужды прописывать всю формулировку полностью, и если бы кто–то это сделал, плакат выглядел бы неоправданно громоздким и чересчур подробным. В обоих контекстах было бы очевидно, что имеется в виду под краткой формулировкой лозунга, и предпочтение было бы отдано именно краткой версии.