Кен Уилбер - Интегральная духовность

Тем самым были установлены все декорации для великой левосторонней войны между модернизмом и постмодернизмом в гуманитарных науках. И вот что произошло. У нас есть две культуры: левосторонняя – гуманитарных наук и правосторонняя – наук естественных. Нескончаемая битва в правостороннем мире всегда была и продолжается между разными вариантами атомизма и системного мышления, и, как правило, верх одерживают атомисты, хотя никогда их победа не окончательна. Но обе школы остаются физикалистскими и материалистическими. Со времен Демокрита встречаются невероятно умные люди, которые считают, что реальность ограничивается резво пляшущей грязью. Системна ли она или же это ньютоновская грязь – для нашего изложения это неважно.

Настоящие боевые действия развернулись во внутренней, или левосторонней, культуре, поскольку она уже начала подразделяться на два главных лагеря, которые в итоге определят все гуманитарные науки во второй половине XX века. Победитель этой великой левосторонней войны получит контроль над второй культурой – культурой гуманитарных наук – на все обозримое будущее.

Великая левосторонняя война: субъективисты против межсубъективистов

Первый лагерь – субъективисты; второй состоит из межсубъективистов. Субъективистывключали все подходы к гуманитарным наукам, которые действительно зависели от интроспекции, субъективности, сознания, сознавания и внутреннего мира. Самой известной и определенно центральной в рассматриваемой войне была феноменология , а ее самым блестящим защитником стал Эдмунд Гуссерль.

Второй лагерь – межсубъективисты. Какими бы ни были различия внутри него, все сторонники данной идеи объединены пониманием, что к тому времени, как сознание сознает объект, оно сформировано, огранено, сотворено и сконструировано обширной сетью безличных систем и структур, и ведущие среди них – лингвистические системы, культурные фоны и структуры сознания. Ни одна из них не может быть увидена сознанием как таковым, ничто не может быть увидено субъектностью; как следствие, именно субъектность необходимо ставить под вопрос и по результатам финального анализа деконструировать. Они совершенно неверно трактуют феномены, которые приносит сознавание. На самом деле это результаты или продукты подземных конструкций обширных межсубъективных тенденций. Таким образом, мы приходим к пониманию самих себя не через субъективную интроспекцию, а через осознание этих межсубъективных структур.

Мы наблюдали, что индивидуум может интроспектировать весь день и при этом никогда не увидит ничего, что гласило бы: «Вот оранжевая структура» или «Вот зеленая структура, бирюзовая структура и т. д.». Феномены, которые проявляются в его сознавании, уже сотворены структурами, недоступными его взору, о существовании которых он даже не подозревает; и все же феномены представляют себя, как будто они реальны, как если бы они действительно были вашими мыслями, желаниями, ценностями, хотя и очевидно, что они таковыми не являются. Как следствие, эти объекты в вашем текущем сознавании глубоко обманчивы . Феноменологии, зависящей от интроспекции, это неизвестно, а следовательно, феноменология как таковая сама представляет собой исследование этих обманов и лжи, ошибочно принятых за истины.

Межсубъективисты были едины в отношении базовых идей. Существовали различные подлагеря, наиболее значимыми среди них были семиотика (Фердинанд де Соссюр), исследования культурных фонов (Мартин Хайдеггер), ранние структуралисты (Роман Якобсон, Клод Леви-Стросс), структуралисты развития (Джеймс Марк Болдуин) и признанный крестный отец всех обманов, которые рождает сознание, и необходимости генеалогии для их обнаружения Фридрих Ницше.

Иными словами, в великой войне внутренних, или левосторонних, культур субъективисты относились к тем гуманитариям, которые опирались на внутреннее внутренних холонов – зону 1 в случае индивидуума и зону 3 в случае коллектива; межсубъективисты опирались на внешнее внутренних холонов – зону 2 в случае индивидуума и зону 4 в случае коллектива (см. рис. 1.2, рис. 1.3и рис. 1.4).

Особый интерес в этой великой грядущей войне представлял молодой, блестящий и одинокий французский интеллектуал Мишель Фуко. К середине века стало очевидно, что, какое бы направление ни избрал некто вроде него, туда же двинулся бы и мир левосторонней культуры.

Фуко не пошел войной на науку и научный материализм: для любого знающего человека они были просто неинтересны, ведь научный материализм занимается только тем, чем он занимался всегда; да и вообще, с наукой как таковой все в порядке. Фуко не подвергал ее нападкам – объектом его атак стал Гуссерль.

Именно он возмущал Фуко, как и Жан-Поль Сартр. Ведь они оба – сторонники интроспекции, убеждения, что сознание в основе своей не лжет, а сознает правду. Феноменология, экзистенциализм, гуманизм (основные субъективистские лагеря) подвергались гневным нападкам Фуко. Он с особой яростью врывался в гуманитарные науки, замаскированные под естественные, словно их ложь может быть объединена с редукционизмом и привести к катастрофическим результатам.

Уместно упомянуть, что Фуко был гомосексуалистом, а в то время гомосексуальность вызывала глубокое отчуждение и социальное презрение. Поскольку, как вскоре решили межсубъективисты, различные формы социального притеснения в действительности скрываются в этих обширных системных межсубъективных структурах – структурах невидимых, что можно сделать, чтобы преодолеть их? Когда Фуко, будучи геем, читал работы по феноменологии, которая заявляла, что она может представить истинную суть и неизменный смысл предмета простым интроспектированием с помощью ума, все его существо било тревогу. А что если вред уже был нанесен еще до того, как феномены достигли сознания? Гомосексуальность Фуко считалась болезнью, и против нее у феноменологии и экзистенциализма не было не только возражений, но даже инструментов, помогающих обнаружить, что это, по сути, притеснение. Если оперировать терминами, которые вскоре приобретут всемирную известность и влияние, Фуко обнаружил, что его дискурс подвергается маргинализации – в результате возникали различные жестокости, предъявляемые под видом «того, каковы вещи на самом деле». (Список разновидностей маргинализирующих сил, контролирующих доминантные формы дискурса, разросся необыкновенно: андроцентризм, видоцентризм, сексизм, расизм, эйджизм [85]. Вскоре стало очевидно, что если субъективное – это межсубъективное, то личное – это политическое.)

По мере развития великой левосторонней войны становилось все более очевидно, что феноменология, экзистенциализм и гуманизм не могут справиться даже с такими фундаментальными предметами, как язык и значение в лингвистике. Фуко часто комментировал этот факт. «Так возникла проблема языка, и стало очевидно, что феноменология не была ровней структуралистскому анализу при объяснении последствий означивания, которое могло быть порождено структурой лингвистического типа. И вполне естественно, что, когда феноменологическая невеста обнаружила себя брошенной по причине своей неспособности справиться с языком, структурализм стал новой суженой».