Вильгельм Гримм - Сказки братьев Гримм

— Ну, Гретель, живей, сейчас гость придет.

— Ладно, хозяин, уж я все приготовлю, — отвечает Гретель.

Посмотрел хозяин, накрыт ли как следует стол, взял большой нож, чтоб кур разрезать, и начал его тут же точить. А в это время приходит гость и стучится вежливо и тихонько в дверь. Гретель бежит посмотреть, кто там такой, видит — гость пришел. Приложила она палец к губам и говорит ему:

— Тише! Титле! Скорей уходите отсюда; если хозяин вас поймает, плохо вам придется! Он хоть и пригласил вас на ужин, а у самого одно на уме: как бы вам уши отрезать. Слышите, он уж и нож для этого точит.

Услыхал гость, что нож натачивают, и давай бежать со всех ног с лестницы. А Гретель бросилась к хозяину с криком:

— Хорошего гостя вы пригласили, нечего сказать!

— Что такое, Гретель? Что ты говоришь?

— Да вот, выхватил он у меня из миски обе курицы, которые я подавать собралась, и убежал с ними.

— Вот так-так! — сказал хозяин, и стало ему жаль хороших кур. — Хотя бы одну мне оставил на ужин.

И он крикнул вслед гостю, чтобы тот остановился, но гость сделал вид, будто ничего не слышит. Кинулся хозяин вслед за ним, как был, с ножом в руке, и закричал:

— Одну только! Одну только! — желая этим сказать, чтоб гость оставил ему хотя бы одну курицу, но гостю послышалось, что тот требует дать ему одно ухо, и он побежал, как угорелый, домой, чтобы как-нибудь да спасти свои уши.

ейнц был очень ленивый. Он каждый раз тяжело вздыхал, когда возвращался вечером с работы. А только и было у него работы, что козу на лугу пасти.

— Вот уж, по правде сказать, тяжелое и утомительное дело — с весны до поздней осени, из года в год гонять козу на поле! — говорил он. — Если бы хоть при этом прилечь можно было да соснуть маленько — но куда там! Надо во все глаза глядеть, как бы она молодые деревца не объела или к кому-нибудь в сад не забралась бы, а то и вовсе не сбежала бы. Ну разве можно при такой работе жить спокойно и радостно?

Гейнц уселся, собрался с мыслями и стал раздумывать, как бы ему от этой обузы избавиться {5} 5 Исправлено: в оригинале — избавиься — V_E . . Долго не мог ничего придумать. И вдруг его словно осенило:

— Уже знаю! Женюсь-ка я на толстой Трине. У нее тоже коза есть. Вот она и будет обеих вместе пасти. Кончится тогда мое мученье.

Поднялся Гейнц, потянулся, чтоб немножко размять свое утомленное тело, и перешел через дорогу — дальше-то идти не надо было, тут и жили родители толстой Трины — и начал он свататься за их прилежную и скромную дочку. Родители не стали долго раздумывать и тут же согласились: «Ровня с ровней сходится», — подумали они. Сделалась толстая Трина женой Гейнца и стала пасти обеих коз. Для Гейнца настали красные деньки, ему и отдыхать-то теперь ни от какой работы не приходилось, разве что только от собственной лени. Только иногда выходил он вместе с женой в поле и говорил:

— Это только для того делается, чтоб больше оценить покой.

Но и толстая Трина была нисколько не менее его ленива.

— Милый Гейнц, — сказала она как-то, — зачем мы понапрасну портим жизнь да губим свою молодость? Не лучше ли будет отдать наших коз нашему соседу, а он даст нам за них улей с пчелами. Ведь от коз одно только беспокойство: каждое утро они будят нас своим блеянием. А улей мы поставим за домом на солнышке и избавимся от всякой заботы. Пчел-то ведь ни стеречь, ни выгонять на пастбище не надо; они сами вылетают и сами находят дорогу домой, и меду насбирают. А мы и пальчиком не шевельнем.

— Это ты очень умно сказала, — ответил Гейнц. — Как ты предлагаешь, так мы и сделаем. Мед куда сытней и вкусней, чем козье молоко, да и не так скоро портится.

Сосед им охотно дал пчелиный улей за двух коз. Пчелки вылетали и прилетали неустанно с раннего утра до позднего вечера и наполнили улей чудесным медом, и вот осенью Гейнц мог собрать целый кувшин меду. Кувшин этот они поставили в своей спальне на полку, но все равно очень боялись, как бы кто не стащил мед или как бы мыши его не поели. Поэтому Трина положила рядом со своей постелью здоровенную ореховую палку, чтоб не надо было зря вставать, а можно было незванных гостей гонять этой палкой прямо с постели.

Ленивый Гейнц не любил покидать постель раньше полудня: «Кто рано встает, — говорил он, — тот добро свое не бережет». И вот однажды, когда на дворе уж давным-давно стоял белый день, а Гейнц все еще нежился в перинах, отдыхая от сна, он сказал жене:

— Знаю я, все женщины любят сладенького покушать. И ты небось потихоньку лакомишься медком. Лучше уж променять наш мед на гуся с гусеночком, пока ты его еще не весь съела.

— Что ж, я согласна, — ответила Трина, — но не раньше, чем когда у нас вырастет ребенок, который мог бы их пасти. Зачем мне мучаться с гусятами и попусту тратить на это силы?

— А ты думаешь, — сказал Гейнц, — мальчик так уж захочет их пасти? Знаешь, какие нынче дети — совсем от рук отбились, делают, что хотят, не слушаются. Они, видно, думают, что они умнее родителей, и хотят все делать по-своему.

— Ух, — сказала Трина, — достанется же ему, если он не станет меня слушаться! Возьму я тогда палку и отчешу ему спину, как следует. Смотри, Гейнц, — крикнула она и в увлечении схватила палку, которой она собиралась мышей гонять, — смотри, вот как я его отколочу!

Она замахнулась палкой, да нечаянно и стукнула прямо по кувшину с медом, что стоял на полке над кроватью. Кувшин ударился об стенку, упал на пол и разбился на мелкие кусочки. А прекрасный, сладкий мед разлился по полу.

— Вот тебе и гусь с гусятами! — сказал Гейнц, — даже и пасти не нужно. Еще счастье, что кувшин не упал мне на голову. Мы должны радоваться, что все обошлось благополучно.

Вдруг он увидел в одном из черепков еще немного меду, достал его рукой и радостно воскликнул:

— Да тут еще кое-что и для нас осталось. Давай, жена, полакомимся с тобой остаточком, а потом, после этакого страха, и отдохнуть не мешает. Не беда, коли встанем чуточку позже. День-то ведь и так больно велик.

— Да, — ответила Трина, — встать-то мы всегда успеем. Знаешь, пригласили раз на свадьбу улитку, и собралась она в путь-дорогу, а попал как раз на крестины. Натолкнулась она перед домом на забор и сказала: «Поспешишь — людей насмешишь».

или-были два брата. Оба служили в солдатах; но один из них был богатый, а другой бедный. Задумал бедняк от бедности своей избавиться, снял солдатский мундир и стал крестьянином. Вспахал и взборонил свою полоску земли и посеял на ней репу. Взошли семена, и выросла среди реп одна большая-пребольшая, крепкая-прекрепкая, и становилась прямо на глазах все толще да толще и не переставала расти. Была она впрямь королевой всех реп, потому что другой такой на свете никогда не бывало, да и не будет никогда. Наконец она стала такой огромной, что едва в повозке умещалась, и тащить ее надо было на двух быках. Не знал крестьянин, что ему с ней делать, к счастью ли это или к несчастью. Наконец он решил: