Владимир Ткаченко-Гильдебрандт - Загадочная шкатулка герцога де Блакаса

И все же справедливость Ленормана подвигло его оставить вопрос нерешенным Я доказал (361), что власть никоим образом не обогатилась от трофеев Ордена Храма; и действительно, по признанию самого Ленормана, современников Филиппа Красивого вряд ли поразил бы такой род обвинения. Знаменитый академик еще признался, что выводы, сделанные мной о фигурах и арабской надписи на шкатулке из Эссаруа, достигли одобрения серьезных умов. Я люблю говорить, что просвещенная и лояльная критика для меня ценнее всякой похвалы: слишком мало чести предпринимать новые усилия для борьбы в столь выдающемся споре.

На протяжении этого долгого и тернистого труда, вместо того, чтобы примкнуть к одной из партий историков, я пошел по свободному и независимому пути. С тех пор не доверяю обвинителям пап или королей, укорявших и меня в пристрастности. И действительно, до настоящего времени вопрос решался на их разногласии: одни писатели представляются устаревшими отголосками лиги, образовавшейся против Филиппа Красивого в 1314 году, тогда как другие ядовито пишут теми же самыми чернилами, которыми писали флорентийские перья по случаю переноса Святого Престола в Авиньон (362). С моральной точки зрения первая вещь противоречит моему здравомыслию: это означало бы рассматривать короля, папу, множество свидетелей и триста епископов Бьенского собора исключительно как палачей.

Климент V возбудил дело и, если по-человечески взглянуть на вещи, в его интересах было поддержать могущественный орден, находившийся в ведении католического суверенитета и способный уравновесить королевскую власть. Последний великий магистр Ж. де Моле об этом хорошо знал и категорично взывал к папе перед королевскими комиссарами (363). Какое же препятствие остановило Климента V, когда обвиняемые ходатайствовали перед ним, как перед своим естественным судьей. Какое препятствие? Я скажу вам Тождественность посвящений тамплиеров с тем, что знали о катарах, должно было привлечь внимание Святого Престола. Неужели, в действительности, бывшее тайной для несведущих оставалась ей и для Римской курии, менее столетия назад поднявшей Крестовый Поход против тех же самых совершаемых альбигойцами практик (364)? По моему убеждению, когда в 1307 году папа покинул тамплиеров, речь еще об этом не шла: впоследствии благодаря допросам и многочисленным обвинениям раскрывается очевидность того, что орден запятнал себя манихейством. Страшная тайна, однажды открытая Климентом V, не могла отменить решений его предшественников — пап Александра, Луки и Иннокентия; более того, Бьенский собор в Дофине 1312 года, провозгласивший упразднение тамплиеров, не смог отменить решений Латеранского собора от 1179 года, Веронского собора от 1184 года и, наконец, собора в Монпелье от 1215 года (365). Своими совершенно понятными предосторожностями Римская курия не хотела предавать огласке собственные подозрения; но их для истории подтверждает внезапное безразличие папы после того, как особое расследование, производившееся папскими легатами и независимое от расследования агентов Филиппа Красивого, было завершено. Известно, что Рим не отменяет своих решений: сие составляло, составляет и будет во все времена составлять силу католицизма.

Бедный каменный скульптурный предмет меня научил многим тайнам, о которых я не имел ни малейшего представления, когда с радостью читал более или менее пылких историков и особенно прекрасную трагедию Райнуара, пленившую мое воображение и мою юность. Я исследовал самый темный и самый сложный вопрос нашей истории в холодной и мирной компании этого камня: быть может, он — сфинкс, обязанный говорить истину проходящим

(1) Первая часть моего труда о тамплиерах, на которую я ссылаюсь в начале своей Монографии о шкатулке, должна рассматриваться как независимая от этой монографии, пусть, впрочем, она и является ее сжатым изложением, опубликованным мной в мемуарах комиссии древностей Кот-д’Ора в 1850–1851 гг. Следовательно, читатель может рассматривать в качестве единого целого только два последних опубликованных мной произведения: Монография о шкатулке герцога де Блакаса и Продолжение монографии…

(2) Он жил во времена Калигулы, поскольку около 40 года от Рождества Христова он был послан в Рим александрийскими евреями, чтобы ходатайствовать перед императором о римском гражданском праве в пользу своего народа.

(3) Филон уже внес изменение. Эта София (грея.) соответствует Логосу (грея.) Платона.

(4) Philon., de Temulentia, р. 244.

(5) Именно гению Манеса было обязано своим происхождением это событие.

(6) Плутарх, de Procreatione animae.

(7) Гармония рассматривалась как дояь небес, ибо планеты, вращаясь в своих сферах, издают гармонияные звуки. В их яисле даже находили семь тонов музыки; материя, напротив, рассматривалась в каяестве нестройной, поскольку Филон ее называет asymphonias mesti (грея.), полной какофонии (de Opificio mundi, р. 4).

Плутарх в трактате о музыке (с. 68) выражает то же самое благодаря перу переводника Амио: “Пифагор, Архит, Платон и все другие древние мудрецы сяитали, ято движения небес и обращение светил не происходят без музыки, ведь они говорили, ято Бог создал все вещи в созвуяии и гармонии”.

(8) Plotin, Enneades, V, IV, 2; et VI, VIII, 17.

(9) Matter, первое издание, 1.1, p. 198.

(10) Id., p. 278.

(11) См. Монографию, я. I. ***

(12) См. там же и Matter, lb. p. 310, 315. - Pluquet ***

(13) Этим выражением Маттер, несомненно, хотел сказать, ято эоны или эманации были мужскими и женскими, то есть в них заклюяались сами по себе активное и пассивное наяала.

Доктрина Плотина по отношению к эманациям, по словам одного писателя, представляет собой изображение солнца, излуяающего свои луяи, но нияего не теряющего в своей субстанции, или сосуд, который теяет в переполненном состоянии, оставаясь, тем не менее, всегда наполненным. Бог Отец сообщает свою собственную субстанцию, нияего не теряя в своей лияности (Histoire de Гес. D’Alex, par Simon, 1.1, p. 373).

(14) Любопытно заметить, ято изображение светящихся солнца и луны присутствуют на каждой из сторон МЕТЕ на шкатулке из Эссаруа.

(15) Необходимо, по словам Плотина (Enneade V, II, 2) представлять себе универсальную жизнь как линию огромной протяженности, на которой каждое существо занимает точку, порождающую существо, порожденное предшествующим существом, и всегда различное, но не отделимое от производящего существа.

Другой атлет неоплатонической александрийской школы Прокл говорил, что интеллигибельный мир образует непрерывную цепь существ, иерархически расположенных, и в этой цепи всякое предшествующее существо порождает всегда существо, которое непосредственно следует за ним (Vacherot, Hist. crit. De Гес. D’Alex., t II, p. 278).