Степан Жихарев - Записки современника

Французская труппа в Москве, очень слабая по своему актерскому составу, была повидимому, бонапартистской и, вероятно, находилась в тайных связях со шпионскими организациями наполеоновского правительства. Что касается немецкого театра, то его история иная: в сжатом виде она изложена Жихаревым в большой записи от 20—21 мая 1807 г. — с того момента, когда рижский антрепренер Иосиф Мире приехал в Петербург и открыл представления набранной им труппы в так называемом Кушелевском театре (против Зимнего дворца, там, где арка Главного штаба). Как видно из записи Жихарева от 20 января 1805 г., значительную часть этой труппы составляли петербургские немцы-ремесленники, и театр был предназначен для публики демократической. Это видно и из описания театра в «Записках» Каратыгина: «Помню я, что зрительская зала была очень некрасива: закоптелая позолота, грязные драпри у лож, тусклая люстра, на сцене ветхие декорации и кулисы, в коридорах повсюду деревянные лестницы, в уборных постоянная копоть от неисправных ламп, наполненных чуть ли не постным маслом». Жихарев рассказывает далее, как актер Карл Штейне-берг отделился от Мире и переехал в Москву, где организовал свой немецкий театр. Это было зимой 1803—1804 г. В рижском журнале «Russischer Merkur» («Русский Меркурий», 1805 г.), появилась статья издателя, пастора Гейдеке (Жихарев был знаком с ним), под заглавием: «Deutsche Schauspieler in Moskwa» («Немецкие актеры в Москве», № 2, стр. 128—134); здесь говорится о давно назревшей необходимости иметь в Москве театр для 8000 проживающих в ней немцев (в особенности для ремесленников и женщин). «Я очень обрадовался поэтому, — пишет автор, — когда узнал, что известный актер петербургского театра, г. Штейнсберг, приступил к служению в Москве немецким Талии и Мельпомене». Однако Гейдеке недоволен и репертуаром и игрой актеров, в том числе и самого Штейнсберга.

Сообщенные Жихаревым факты из истории образования немецкой труппы имеют большую театроведческую ценность; что касается похвал, часто расточаемых им по адресу немецких актеров (особенно Штейнсберга) и спектаклей, то они объясняются отчасти его молодостью, а отчасти и той привычкой восхищаться всем иностранным, которой так возмущался Плавильщиков. Ф. Ф. Вигель писал в 1853 г. своему приятелю: «Прочитал ли ты, любезный друг, в последних нумерах Москвитянина любопытный „Дневник студента % написанный в 1805 и 1806 годах? Не знаю, можно ли умнее, забавнее и вернее изобразить тогдашнее состояние Москвы <...>. В то же время с каким подобострастием говорит он о немцах, об их уме и знании! Как о важном деле толкует он о прибытии из Петербурга немецкой труппы, на представления которой из порядочных людей там никто не ездил, а в которой москвичи увидели ниспосланную им благодать» (Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. XII, стр. 266). Следует, однако, сказать, что в составе петербургской труппы были очень крупные немецкие актеры и певцы, вывезенные антрепренером Мире из-за границы, как комик Лин-денштейн, бас-буффо Вейраух, Гунниус, Цейбиг, Кафка [см. в «Записках» Р. Зотова («Исторический вестник», 1896, № 10)]. Их хвалят 1и в немецкой прессе. Что касается московской группы, то ее положение сильно пошатнулось после смерти Штейнсберга, который был, очевидно, ловким дельцом. В 1807 г. в митавском журнале «Ruthenia» (т. II) появилась статья «Deutsches Schauspielwesen in Moskau» («Положение немецких актеров в Москве»); автор сообщает, что А. М. Муромцев, в руки которого перешла немецкая труппа, довел театр до банкротства (ср. в записи Жихарева от 29 мая 1807 г. : «Пишут из Москвы, что дела немецкого театра плохи и директор его, А. Муромцев, несмотря на свои восемьсот душ, так запутался, что больше не в состоянии платить актерам жалованья»). О немецком театре в Петербурге автор статьи пишет: «Покойный Штейнсберг понимал лучше свое дело, или, вернее, выгоду, которую оно может дать; он знал вкусы публики, умел держать в порядке своих людей, короче говоря, он оставил своей молодой вдове капиталец в двадцать тысяч рублей».

Французская труппа, игравшая в 1805—1806 гг. в Москве, не вызывала у Жихарева ни особенного интереса, ни похвал. Как видно из списка составлявших ее актеров и актрис (запись от 18 октября 1805 г.), она не блистала талантами. Жихарев не раз упрекает их в невежестве и хвастовстве; в записи от 20 ноября 1805 г. он восклицает: «От шарлатанства французов мочи нет». Другое дело — французский театр в Петербурге: здесь играли такие актеры, как Ларош, Деглиньи, Дюкроаси, Дюран, Каллан, здесь пела Филис-Андрие. Жихарев пишет: «Нынешним составом французской труппы публика обязана Александру Львовичу <���Нарыш-кину> или скорее князю Шаховскому, который, будучи вместе с ним в Париже, имел весьма близкие сношения со всеми первоклассными артистами знаменитого французского театра (Théâtre Français), особенно с Дюгазоном, Дазенкуром и Сен-Фалем, руководствовавшими его в выборе большей части актеров для петербургской сцены. Таланты Дюрана и Каллана были известны в самой Франции, потому что они играли всегда на больших сценах в Бордо, Лионе и Марсели; а Деглиньи уважаем был и самим Офреном» (запись от 22 апреля 1807 г.). Офрен, умерший в 1804 г. 76-летним стариком, возглавлял французскую труппу, игравшую в придворном Эрмитажном театре: «Являясь воинствующим новатором, отличавшимся большой простотой и естественностью своей игры, в особенности мастерством нюансировки, Офрен не смог удержаться в театре «Французская комедия» вследствие консерватизма труппы «королевских» актеров и должен был уехать за границу, найдя еще с 1771 года применение своим силам в России («Очерки» С. Данилова, стр. 88). Шаховской брал одно время уроки декламации у Офрена.

Таким образом, в Петербурге французские театральные традиции были давними и крепкими. Это отразилось и на дневниках Жихарева и на его «Воспоминаниях». Нечего говорить, что его отзывы и впечатления часто пристрастны; тем не менее этот материал очень важен для изучения ряда вопросов, связанных с историей русского театра перед Отечественной войной 1812 года.

Рукописи «Записок современника» нам неизвестны: первоначальная рукопись, повидимому, не сохранилась, а от наборной авторизованной копии осталось в архиве М. П. Погодина всего 6 листов (из «Дневника студента»). В том же архиве обнаружено 3 печатных листа корректуры, по которой в соответствующих местах настоящего издания сняты цензурные искажения. Основным источником для всего остального текста «Записок» являются их прижизненные издания: «Дневник студента» — в «Москвитянине» 1853—1854 гг. и отдельно (1859 г.), «Дневник чиновника» — в «Отечественных записках» 1855 г.