Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

жадная хищная стая направляется на Невский. Главная квартира переносится в Пассаж и в Кафэ де Пари. Эта излюбленная улицей кофейня в подвале Пассажа есть действительная клоака, мрачная и отвратительная <...>. Дневная биржа живого товара продолжается вплоть до закрытия Пассажа, а затем хулиганы снова отходят к Фонтанке. С 8 ч<���асов> вечера и до 12<-ти> по Фонтанке <...> образуется род гуляний гомосексуальных Фрин, причем самых неимущих и ободранных, более оперившиеся отправляются в Таврический сад 54.

Утверждение журналиста о доступности мужчин-любовни-ков (некоторых — за деньги), собиравшихся в Таврическом саду, подтверждается дневником М.А. Кузмина и его перепиской с Вальтером Федоровичем Нувелем (1871—1949) 55.

В то время, как большинство подобных маршрутов пролегало по Невскому и проходило через Пассаж и цирк Чинизелли, штатских мужчин, жаждущих секса с военными, интересовали другие места. Согласно свидетельствам анонимного осведомителя, резко осудившего городских «теток», в конце 1880-х — начале 1890-х годов при хорошей погоде у стен Петропавловской крепости велась такая торговля:

Летом тетки собираются почти ежедневно в Зоологическом саду, и в особенности многолюдны их собрания бывают по субботам и воскресеньям, когда приезжают из лагеря и когда свободны от занятий юнкера, полковые певчие, кадеты, гимназисты и мальчишки-подмастерья. Солдаты Л<���ейб> Гв<���ардии> Конного полка, кавалергарды, казаки, как уральцы, так и атаманцы, приходят в Зоологический сад единственно с целью заработать несколько двугривенных без всякого с их стороны труда. Они знают почти всех теток в лицо, и вот солдат, проходя мимо одного из них, многозначительно взглядывает на него и направляется в сторону ватерклозета, оглядываясь, следует ли за ним тетка. Если тетка идет, то в ватерклозете он делает вид, что отправляет свои естественные нужды, и старается показать свой член. Тетка становится рядом, и если член действительно большой, то щупает его рукой и платит солдату 20 копеек. Подобного рода щупанье тетка проделывает несколько раз в вечер и, выбрав себе член по вкусу, отправляется с солдатом в ближайшие бани, где употребляет его в задний проход, или, наоборот, солдат употребляет туда же тетку, за что и получает от него от 3 до 5 рублей 56.

В первой половине дня «тетки» часто прогуливались по Конногвардейскому бульвару (ныне — Профсоюзный). На этой улице находились казармы и манеж полка Конной гвардии, по имени которого она названа. Отсюда было удобно сопровождать молодых рекрутов в ближайшие Воронинские и другие бани 57.

Солдаты, которые наслаждались сексом с мужчинами, продолжали и во времена Первой мировой войны, и революции 1917 года встречать друг друга на Невском проспекте. Один мужчина-проститут сообщил, что в 1920-х годах Александровские сады были излюбленным местом летних свиданий «старых военных» 58. Гомосексуальная субкультура превозносила доступность и красоту тренированного мужского тела, затянутого в военную форму. Но военным всегда мало платят, а потому некоторые солдаты и матросы в северной столице продолжали предлагать секс за деньги вплоть до 1930-х годов 59.

Наиболее примечательными в гомосексуальной субкультуре предреволюционного Петербурга были бани — излюбленные места отдохновения «теток» и их приятелей-мужчин. Здесь традиционная маскулинная терпимость в отношении однополого эроса столкнулась и смешалась с зарождавшейся гомосексуальной субкультурой. Всё больше и больше свидетелей, описывающих гомосексуальные отношения в банях, отмечают эту конфронтацию. В 1906 году М.А. Кузмин обозначил место бани в городской гомосексуальной субкультуре в своей известной повести «Крылья», повествующей о [гомосексуальном] самоосозна-нии молодого мужчины. В это же время иностранные апологеты гомосексуальности в современном, западноевропейском, понимании восхищались русской баней как местом невиданных возможностей 60. Тем временем противоположная сторона открыто осуждала влияние известного [сексуального] меньшинства мужчин, оскорблявшего традиции банной общительности 61. Высказывались и опасения по поводу мужской проституции в банях. После революции 1905 года журналисты на волне свободы уцепились за проблему пола 10 10 [В стихотворении «Песня о Поле» (1908) Саша Черный (наст.: Гликберг, Александр Михайлович; 1880—1932) писал: «Пришла Проблема Пола, | Румяная фефела, | И ржет навеселе».] , и под их пером петербургские бани приобрели репутацию мужских борделей. Знаменские бани Петербурга близ одноименной площади (ныне — пл. Восстания) считались оазисом «гомосексуального мирка»:

Едва вы проникнете в эту «обитель», как навстречу к вам утиной походкой движется массивная фигура знаменитаго в гомосексуальной секте банщика Гаврила.

Гаврила — тучный мущина лет 40—45 с отталкивающим неприятным лицом и угодливым, заглядывающим вам в душу взглядом. Этот «господин» с места не постесняется предложить вам свои «услуги» или кого-нибудь другого. <...> Таврило принесет вам альбом с фотографическими карточками, где все эти гомосексуальныя Фрины и Аспазии изображены прифранченныя и накрашенныя, некоторыя даже в женских нарядах. <...> Вот вы показываете на одного из «малых сих», изображенных в альбоме, и через каких-нибудь минут 5 «оригинал» в вашем распоряжении. Тут же попутно сообщается цена 62.

Эта сатира 1908 года на «гомосексуальный мирок» отождествляет бани с легальными (гетеросексуальными) борделями царских времен 63. Предварительный показ фотокаталога мужчин — «Фрин» и «Аспазий» (традиционные прозвища женщин-проститу-ток) и их представление как фемининных — скорее преувеличение с целью рассмешить читателя, нежели часть реального механизма привлечения клиента. При всем том дневник М. А. Кузмина фиксирует очень похожую сцену (описывается событие декабря 1905 года):

Вечером я задумал ехать в баню, просто для стиля, для удовольствия, для чистоты <...>. Пускавший меня, узнав, что мне нужно банщика, простыню и мыло, медля уходить, спросил: «Может, банщицу хорошенькую потребуется?» — «Нет, нет». — «А то можно...» Я не знаю, что мною руководствовало в дальнейшем, т. к. я не был даже возбужден... «Нет, пошлите банщика». — «Так я вам банщика хорошенького пришлю», — говорит тот, смотря как-то в упор. «Да, пожалуйста, хорошего», — сказал я растерянно, куда-то валясь под гору. «Может, вам помоложе нужно?» — понизив голос промолвил говорящий. «Я еще не знаю», — подумав, отвечал я. «Слушаюсь» 64.

Александр (присланный к М.А. Кузмину молодой мужчина) «начал мыть совсем уже недвусмысленно». «Моя, он становился слишком близко и вообще вел себя, далеко не стесняясь». Он сказал поэту, что тот может позволить себе удовольствие, а заплатить позднее, и намекнул, что чаевые приветствуются.