Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

Особенностью Рубакина-просветителя, популяризатора, библиографа было то, что он никогда не был чистым «книжником». Любая книга рассматривалась им в ее тесной взаимосвязи с читателем. Она была для него интересна и значительна лишь тогда, когда она читалась, делала полезную работу. Под этим углом зрения он рассматривал все те сотни тысяч книг, которые переворошил на своем долгом веку. Еще в 1889 году он составил вместе с группой учителей воскресных рабочих школ «Опыт программы исследования литературы для народа».

Эту работу Рубакин напечатал в народническом журнале «Русское богатство», а затем издал отдельной книжкой. Книга была результатом длительного и очень интересного исследования. В своей библиотеке, в читальне за Невской заставой, в воскресных рабочих школах Рубакин и его добровольцы-помощники организовали всестороннее наблюдение за чтением, за жизнью книг у читателя. Рубакин разработал специальные анкеты, опросил 3946 человек, вступил в активную переписку со многими сотнями читателей.

Выводы его были резки и неутешительны. Подавляющее большинство книг — прогрессивных, полезных, написанных с лучшими намерениями, — недоступны и малопонятны народу. Они создаются в полном неведении нужд народа, его духовных запросов, языка. Интеллигенция, создающая духовные ценности, не знает широкого читателя, не ориентируется на него и делает очень мало для приобщения простых людей к знаниям, к культуре. Эти выводы были Рубакиным развиты в его книге «Этюды о русской читающей публике», вышедшей в 1895 году и вызвавшей целую бурю откликов. Основываясь на широкой и умело составленной статистике, автор книги развернул перед читателем картину ужасающей духовной нищеты, сознательной изоляции трудящихся от прогресса знаний, оторванности интеллигенции от народа. Вместе с тем книга Рубакина была пропитана восхищением перед способностью русских рабочих и крестьян, перед их жаждой знания, верой в свое будущее.

Надо ли удивляться, что в этом «ученом исследовании» власти быстро усмотрели опасную направленность. Молодой Рубакин и не очень скрывал ее. Революционные настроения толкали Рубакина не только к «исследованиям». Он бегал на сходки, писал прокламации, протестовал против избиения студенческой демонстрации. В 1896 году его высылают из столицы в Рязань. В 1901 году снова арестовывают и на два года высылают под надзор полиции. Эти годы Рубакии провел в Крыму, в маленькой татарской деревушке вблизи Алушты.

Странная это была ссылка. В ней не было обычной для ссылки политической колонии, не было политических споров, столкновений мнений, атмосферы политической борьбы. Скука, отрыв от привычного общения с читателями и многочисленными своими помощниками, тоска по книгам… А Россия рядом, газеты приходят из Питера через несколько дней, почта засыпает Рубакина письмами. Россия кипит, в городах и деревнях все сильнее и увереннее развивается революционное движение. Может быть, действительно надо перестать быть книжным червяком, забыть о книгах и их читателях, не с книгой, а с оружием кинуться на борьбу с жандармско-полицейским правительством? Ведь как-то жалко выглядит копание в книгах с самоотверженными поступками людей, отдающих революции свои молодые годы, а то и жизнь… И пример такого самопожертвования здесь рядом…

В той же деревушке под таким же гласным надзором жила Екатерина Константиновна Брешко-Брешковская. Имя человека, которого эсеры в 1917 году гордо прозвали «бабушкой русской революции», теперешнему поколению совершенно незнакомо. А в то время революции и гражданской войны Брешко-Брешковская получила бесславную известность по ее борьбе с большевиками, активному сотрудничеству с белогвардейцами.

Но нужно знать, что значило имя Брешко-Брешковской для восторженно революционной молодежи века. К моменту встречи с Рубакиным Брешко-Брешковская не была «бабушкой», но уже была известна как представитель последних ветеранов народнического революционного движения. Позади были двенадцать лет страшной каторги и ссылки, многочисленные аресты, зверские избиения полицией. Голову этой рано поседевшей, изможденной женщины окружал ореол мученичества и непримиримости. Она была живым укором тихому и спокойному сидению в библиотеке, перелистыванию статистических справочников, неторопливой переписке с читателями…

Надо полагать, что для Брешко-Брешковской было очень важно завербовать в только что созданную эсеровскую партию видного и энергичного литератора. Ей это удалось. Увлекающийся, полный воодушевления, Рубакин со всей своей редкой работоспособностью обратился к политике. Впрочем, как и вся деятельность Рубакина, она носила исключительно литературный характер.

Десятки революционных брошюр, написанных Рубакиным и широко распространенных в годы первой русской революции, примечательны. Они совершенно не напоминали обычную эсеровскую литературу, полную трескучих фраз, риторического пафоса. Они очень рубакинские. Каким бы псевдонимом ни подписывал их автор, ни у кого не было сомнения в том, кто их написал. В этих брошюрах Рубакин широко использовал сложившееся у него представление о том, какой должна быть популярная книга для народа. Название должно быть простым и выражать самую суть книжки. И своим брошюрам Рубакин давал названия: «Долой полицию», «Правда о бедствиях простого народа», «Куда идут русские денежки». Предельно простой и всем понятный язык. Отсутствие иностранных слов и малопонятных терминов. Никакой риторики — спокойный и деловой рассказ. Доказательность. Таковы литературные средства Рубакина-публициста.

Не раз приходилось встречаться с тем, что многие большие прогрессивные ученые и талантливые популяризаторы, такие, как Тимирязев, высказывали отвращение к «народной» литературе, к популярным брошюркам, в которых авторы их, приспосабливаясь к читателю, придумывали свой якобы народный язык, упрощали сложное, вульгаризировали великие истины. Историкам не раз приходилось сталкиваться с тем, что немало эсеровских листовок и брошюр было написано тем же ерническим, псевдонародным языком, каким писались в недрах жандармских отделений листовки, адресованные «Черной сотне»… Конечно, не в том дело, что среди эсеров были провокаторы, служившие двум разным хозяевам. Просто в этом выражалось незнание народа, неуважение к нему. Отличительной чертой Рубакина-популяризатора было уважение к читателю. Всякую истину надо доказать! — таково было первое и главное рубакинское правило.

Вот почему в революционных брошюрах Рубакина такое большое место занимают цифры. Не просто ругать помещиков, а серьезно, опираясь на официальную статистику, показать и доказать, что класс помещиков ограбил и продолжает грабить крестьянство. Не выдумывать бранные клички похлестче, чтобы обругать сановную бюрократию, а посчитать, во сколько обходится народу содержание банды плутократов, кто из них сколько захапал народных денег, когда, каким образом. Известная статья Рубакина «Треповская партия в цифрах» внешне походила на труд статистика. Но агитационное воздействие этой статьи было огромно, она получила широчайшее распространение. Таким же был и другой памфлет Рубакина — о царском Государственном совете. В нем автор скрупулезно точно подсчитывает, сколько, в течение какого времени получают сановники, имеющие и без того сотни тысяч десятин земли и многомиллионные состояния — арендные, пенсионные, наградные, орденские, заседательские, подъемные, прогонные, столовые, квартирные, фуражные… Он пересчитывает, сколько эти Долгорукие, Менгдены, Саблеры, Оболенские, Арсеньевы, Искули за время нахождения на государственной службе приобрели земли: где, сколько на свое имя, сколько на имя жены… Факты следуют за фактами: генерал Половцев имеет 7 тысяч десятин и берет у казны еще 10 тысяч десятин; граф Игнатьев, имеющий 128 тысяч десятин, закладывает как «нуждающийся» 18 тысяч десятин и получает за них 4 миллиона рублей… Содержание только лишь 28 сановников — все названы по фамилиям! — обходится каждый год в один миллион рублей. А в деревнях крестьяне умирают от голода. Сколько нужно, чтобы эти люди остались живы? Только 1 рубль 40 копеек в месяц. Двадцать восемь старцев, обвешанных орденами и заседающих несколько раз в год в Государственном совете, забирают из казны такую сумму денег, какая нужна, чтобы спасти от голодной смерти 625 тысяч человек!.. Никаких лишних слов, никаких восклицательных знаков, только факты, цифры. И из них вырастает потрясающая картина организованного разбоя, казнокрадства, бесстыдного лихоимства.