ВѢЧНАЯ УТОПІЯ.

Рядомъ съ утопіей Платона мы находимъ другую, которая также вышла изъ сократовской школы. Это—сочиненіе, написанное вторымъ знаменитымъ ученикомъ Сократа, Ксенофонтомъ: Киропедія 4). Оно знакомо всѣмъ, такъ какъ всѣ читали его на школьной скамьѣ; это книга, сдѣлавшаяся классической. Киропедія имѣетъ впрочемъ большое литературное значеніе и въ томъ отношеніи, что она служитъ образцомъ не только всѣхъ политико-экономическихъ романовъ, особенно тѣхъ, которые написаны въ формѣ біографій, но также всѣхъ историческихъ романовъ. Она однако такъ искусно написана, что ее много разъ принимали за историческое сочиненіе.

Но въ настоящее время доказано, что она по своему характеру не соотвѣтствуетъ такому представленію,—что па ряду со многими историческими фактами въ ней попадается и чистый вымыселъ. Такъ мы встрѣчаемъ тамъ выдуманныя личности, въ родѣ Кіаксара; не всѣ даты вѣрны; Киръ умираетъ при полномъ мирѣ. Авторъ свободно отступаетъ отъ истины и нарочно смѣшиваетъ дѣйствительность съ вымысломъ; но онъ пишетъ съ такимъ авторитетомъ, что всякій читатель начинаетъ мало-по-малу вѣрить, что онъ читаетъ историческую книгу. Это знаменитое произведеніе, которое съ извѣстной точки зрѣнія можно было бы назвать историческимъ романомъ, представляетъ собою еще и нѣчто другое. Это—тенденціозный вымыселъ. Все, что въ немъ есть историческое или кажется такимъ, служитъ только канвой для главнаго сюжета. Ксенофонтъ желаетъ изобразить въ Кирѣ идеальнаго государя. Онъ желаетъ, въ противовѣсъ платоновской демократіи, изобразить превосходство безграничной власти государя. Старый Киръ избранъ какъ олицетвореніе его идей, и романъ какъ бы раскрываетъ предъ нашими взорами исторію жизни и правленія этого государя. Такимъ образомъ мы впервые встрѣчаемъ утопію, представленную въ формѣ біографіи. Такъ какъ исторія жизни Кира очень несложна, и такъ какъ переводъ Киропедш имѣется на всѣхъ языкахъ, то мы не будемъ останавливаться здѣсь на этомъ произведеніи. Мы ограничимся только разборомъ нѣсколькихъ частностей.

Какъ здѣсь все непохоже на Платона! Въ одномъ случаѣ глубокомысленный философъ; въ другомъ воинъ, оберъ-маршалъ дворца, со всѣми благородными страстями человѣка, имѣющаго богатство и занимающаго положеніе въ обществѣ, наѣздникъ, охотникъ, однимъ словомъ спортсменъ. Помимо лагеря, свѣтской жизни, организаціи арміи, мы узнаемъ очень мало. Замѣчательно, въ книгѣ часто говорится объ этикетѣ, и авторъ сообщаетъ намъ драгоцѣнныя подробности о томъ, что считалось хорошимъ придворнымъ тономъ за 360 лѣтъ до P. X. Мы узнаемъ, напримѣръ, что у персовъ считалось неприличнымъ сморкаться, плевать въ присутствіи другого, или уходить изъ комнаты за естественной потребностью, такъ чтобы это было замѣтно для другихъ. Всѣ эти требованія приличія мыслимы были только при свойственной персамъ воздержанности, и все то, что намъ въ дѣтствѣ разсказывали объ ихъ трезвой жизни, почерпнуто изъ Киропедіи. Въ особенности умѣренность восхваляется у нихъ, какъ главнѣйшая добродѣтель.—«Домоганія являются для васъ постолько руководителями, посколько они ведутъ къ пріятной жизни; для васъ голодъ стоитъ овощей, и вы можете лучше, чѣмъ львы, воздерживаться отъ воды». Въ другомъ случаѣ главнокомандующій совѣтуетъ своимъ солдатамъ запастись какъ разъ такимъ количествомъ вина, чтобы быть вынужденными пріучиться къ употребленію воды. Уже въ школѣ они. воспитываются въ принципахъ умѣренности: хлѣбъ, зелень, вода,—вотъ вся пища воспитанниковъ. Но надъ всѣми этими внѣшними чертами господствуетъ основная мысль Платона: справедливость. Рядомъ съ умѣренностью и справедливостью, цѣлью воспитанія являются также послушаніе и признательность; не только воровство, насиліе, злословіе и клевета, но и неблагодарность карается, какъ преступленіе. По окончаніи воспитанія ребенокъ переходитъ въ классъ эфебовъ, гдѣ онъ остается въ теченіе 10 лѣтъ. Эти эфебы живутъ въ домахъ, которые принадлежатъ государству, и которые они караулятъ, занимаясь военными упражненіями, охотой и т. и. Затѣмъ въ продолженіе 25 лѣтъ персъ считается въ разрядѣ зрѣлыхъ людей. Воины и чиновники набираются изъ этого класса, по не наставники, получающіе спеціальное воспитаніе. Тотъ, кто велъ себя безупречно, переходитъ, наконецъ, въ разрядъ «стариковъ». Послѣдніе, свободные отъ военной службы, отправляютъ правосудіе iiсоставляютъ аристократію. Ясно, что это—аристократія возраста, и ни одинъ изь 120,000 персовъ не лишенъ доступа къ почетнымъ должностямъ.

Что касается административнаго строя, то мы узнаемъ только, что высшія должности были въ изобиліи: сборщики податей, казначеи, поставщики, надсмотрщики за лошадьми и собаками, придворный маршалъ со своимъ плавнымъ штабомъ. Во всемъ остальномъ администрація была организована совершенно такъ же какъ армія, образуя іерархическую лѣстницу. Въ отдѣльности говорится о заслуживающей удивленія организаціи почтовой части: «потому что очень хорошо, когда можно быстро давать знать другимъ о себѣ и получать отъ другихъ извѣстія». Изъ Геродота и изъ другихъ источниковъ извѣстно, какая прекрасная организація почты была въ Персіи, и какъ на разстояніи дня пути одна отъ другой были устроены конюшни для перемѣнныхъ лошадей, съ какой необыкновенной быстротой путешествовали до самыхъ отдаленныхъ частей государства и какъ можно было, такъ сказать, обмѣниваться эстафетами 5). И такимъ то вотъ образомъ Ксенофонтъ развертываетъ передъ нами картину совершенной монархіи, въ которой царитъ порядокъ и спокойствіе, и во главѣ которой стоитъ государь, являющійся образцомъ привѣтливости. Ксенофонтъ—роялистъ и очевидно желалъ противопоставить этотъ идеалъ полному бурь республиканскому строю своего отечества.

Пока достаточно будетъ этихъ нѣсколькихъ замѣчаній о Киропедіи. Ниже мы увидимъ, какъ это произведете послужило образцомъ для Фенелона и другихъ писателей, которые сочиняли подобнаго рода политико-экономическіе романы въ то время, когда французская литература распустилась такимъ пышнымъ цвѣтомъ.

Первоначально прототипъ Платона, казалось, находилъ больше приверженцевъ. Въ эпоху Александра Великаго и его преемниковъ, многіе философы пробовали свои силы въ сочиненіи утопическихъ романовъ. Свое вдохновеніе они черпали изъ общераспространенныхъ воззрѣній, согласно которымъ счастье, потерянное греками съ давнихъ поръ, съ развитіемъ утонченной ихъ цивилизаціи, составляло достояніе нѣкоторыхъ дикихъ народовъ, продолжавшихъ оставаться въ первобытномъ состояніи. Эти мыслители пересказывали то, что было сказано другими о вполнѣ счастливыхъ условіяхъ существованія открытыхъ, будто-бы, то у сѣверныхъ народовъ, у кочующихъ скифовъ, то на южной оконечности земного шара, у эфіоповъ, то на восточной оконечности, у индусовъ, наконецъ у самыхъ отдаленныхъ народцевъ. Такимъ образомъ они переносили свои идеи въ такія страны, относительно которыхъ народное легковѣріе принимало мнимое за истину. Но ни одинъ изъ этихъ вымышленныхъ разсказовъ не дошелъ до насъ въ своемъ полномъ видѣ, такъ что мы должны довольствоваться краткимъ изложеніемъ содержанія нѣкоторыхъ изъ нихъ по сохранившимся обрывкамъ, собраннымъ съ большимъ трудомъ 6).