Крис Клирфилд - ?Неуязвимость! Отчего системы дают сбой и как с этим бороться

Эта закономерность проявилась в очень любопытном исследовании нейрофизиолога Грега Бёрнса из Университета Эмори {243}. Участники эксперимента рассматривали пары 3D-объектов с разных углов и должны были сказать, идентичны или нет фигуры в одной паре. Каждый участник работал в составе группы из пяти человек, но остальные четыре члена группы на самом деле были актерами, которые подыгрывали ученым. Иногда они давали верные ответы, а иногда все вместе отвечали неправильно. Тогда приходила очередь отвечать настоящему участнику эксперимента, а исследователи в этот момент сканировали его мозг.

Оказалось, что испытуемые соглашались с неверными ответами своей группы более чем в 40 % случаев. В этом нет ничего удивительного – многие научные изыскания демонстрируют желание людей соглашаться с окружающими. Но интересно было то, что при этом показал сканнер МРТ. Когда участники соглашались с неправильными ответами своих коллег, в тех участках их мозга, которые отвечают за осознанное принятие решений, не отмечалось повышенной активности. Напротив, активизировались те области, которые контролируют зрение и пространственное восприятие. Получается, что люди не врали осознанно, чтобы их ответ был созвучен с общим мнением. На самом деле превалирующая точка зрения меняла восприятие. Если все вокруг участника эксперимента говорили, что объекты отличаются друг от друга, он начинал замечать различия даже тогда, когда эти объекты были идентичными. Наша склонность к конформизму может в буквальном смысле изменять то, что мы видим своими глазами.

А когда испытуемые выступали против мнения группы, отмечался всплеск активности в тех участках мозга, которые отвечают за восприятие эмоционально напряженных событий. Это была своеобразная эмоциональная плата за отстаивание своего мнения. Ученые назвали это «болью независимости» {244}.

Когда мы меняем свою точку зрения в пользу согласия со всеми, мы не лжем. Мы можем даже не осознавать, что подчиняемся чьему-то мнению. В этот момент с нами происходит нечто более глубокое и непросчитанное: наш мозг дает нам возможность избежать боли, связанной с защитой своего личного мнения.

Эти результаты вызывают тревогу, потому что несогласие – это ценный актив в современных организациях. В сложных, жестко связанных системах легко пропустить серьезные угрозы. И даже кажущиеся небольшими ошибки могут иметь серьезные последствия. Так что высказывание своего мнения тогда, когда мы замечаем проблему, может принести большую пользу.

Но представляется, что мы просто «не заряжены» на несогласие. «Наш мозг тонко настроен учитывать, что думают о нас другие, и старается выстраивать наши суждения согласно мнению, превалирующему в группе, – говорит профессор Бёрнс. – Причина нашего конформизма кроется в том аспекте эволюции человека, согласно которому наличие у индивидуума мнения, отличного от мнения группы, невыгодно для его выживания» {245}.

На железнодорожной станции возле Ганновера, в Германии, элегантно одетый 50-летний господин отделился от толпы, подошел к железнодорожному полотну и бросился под приближающийся поезд. Его задавило насмерть. Этим мужчиной был Густав Адольф Микаэлис, выдающийся немецкий врач, который внес заметный вклад в создание акушерства и гинекологии как раздела медицины.

Микаэлис был одним из немногих медиков, который воспринял выводы Земмельвейса, когда про них узнали в европейских родильных домах. Вскоре после получения известия об открытии Земмельвейса в Вене Микаэлис издал распоряжение об использовании хлорированной воды в своей клинике в городе Киле, Германия. Принятые меры сработали. Но когда Микаэлис увидел резкое снижение заболеваемости рожениц родильной горячкой, он испытал сильное смятение. В набиравшей правоту концепции Земмельвейса Микаэлис увидел доказательство собственной вины. Он ужаснулся тому, сколько женщин он мог убить, применяя в принятии родов существовавшую ранее практику. Его любимая племянница, у которой он принимал роды всего за несколько недель до того, как начал использовать хлорированную воду для обеззараживания рук, умерла от послеродового сепсиса. Жизнь стала для Микаэлиса невыносимой.

А многие другие врачи никакой своей вины не признали. Некоторые из них доказывали, что периодичность всплесков послеродовой горячки означала, что причина болезни как-то связана с атмосферными явлениями. Именитые доктора, результатам исследований которых противоречила концепция Земмельвейса, воспринимали ее как личный выпад против себя. Немало было и таких, кто считал абсурдной саму идею, что руки медика могут переносить болезнь. Другие просто игнорировали открытие Земмельвейса и не видели причин для того, чтобы менять сложившуюся практику.

Начальник Земмельвейса, профессор Клейн, всерьез обиделся на своего подчиненного. «С самого начала Клейн с тревогой наблюдал за растущим авторитетом более молодых врачей у себя в клинике {246}, – пишет историк медицины Шервин Нуланд. – Клейну сложно было примириться с доказательствами того, что Земмельвейс открыл что-то ценное, что может спасти много жизней, что-то такое, что он сам не видел из-за нежелания менять устаревшие взгляды» {247}.

Через два года, когда контракт Земмельвейса в качестве ассистента клиники истек, он подал прошение о его продлении. Клейн сказал: «Нет». Земмельвейс обратился в офис ректора медицинской школы Венского госпиталя, но «старая гвардия» сплотила свои ряды. Старший профессор школы настаивал на том, чтобы убрать Земмельвейса из клиники, поскольку «напряженность в его отношениях с Клейном снижает ее престиж». Работа Земмельвейса в клинике создавала проблемы, и он был смещен со своей должности. Вакансию занял протеже Клейна.

Тогда Земмельвейс подал прошение на преподавательскую деятельность, которая давала ему возможность использовать медицинское оборудование госпиталя, включая анатомическую комнату. Но и это прошение Земмельвейса было отклонено. Он подал его еще раз – и тогда добился успеха. Однако с момента подачи этого прошения до утверждения назначения Земмельвейса прошло 18 месяцев. И в последний момент в его служебные обязанности было внесено изменение. Несмотря на ожидания Земмельвейса, он не мог читать лекции студентам-медикам, используя при этом трупы. В контракте говорилось о том, что в своей учебной практике он может применять только деревянные муляжи.

Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Земмельвейса. Хотя влияние «старой гвардии» постепенно сходило на нет, а у Земмельвейса была поддержка нескольких восходящих светил европейской медицины, он не смог получить даже преподавательской должности без серьезных ограничений. Он устал от враждебности, исходившей из лагеря Клейна, и был разочарован нападками на свою теорию. Он видел себя первооткрывателем, а многие окружающие смотрели на него как на изгоя.