Николай Межевич - Государства Прибалтики 2.0. Четверть века «вторых республик»

Существующие в настоящее время проекты взаимодействия прибалтийских государств и Европейского союза в области инфраструктуры потребуют затрат, сопоставимых с затратами на строительство советской инфраструктуры в 1950–1980-х годах. Разница заключается в том, что тогда окупаемость затрат на инфраструктуру опиралась на потенциал трехсотмиллионного советского рынка. Сегодня у ЕС нет возможностей оплачивать подобные проекты, однако нет и желания прямо сказать об этом Таллину, Риге, Вильнюсу. Инвестиции в общественный сектор на 75–90 % осуществляются за счет различных дотаций Евросоюза. Если исходить из того, что бюджет Эстонии состоит из ста единиц, то 76 из них зафиксированы законами – пенсии, пособия, прочие расходы, предусмотренные законами. Свободными являются 24 %, эта та часть бюджета, которую может обсуждать парламент. В последние годы доля средств ЕС составляла в бюджете Эстонии 16–18 % [221].

Прибалтийская модель экономики держится и будет держаться за счет денежных вливаний из ЕС. Сама система не генерирует постоянного потока средств.

Предельная политизация процессов экономического развития, большая, чем где бы то ни было на постсоветском пространстве, является характеристикой экономического режима Прибалтийских стран. Экономическая мифология в Эстонии и Латвии стала частью политики, нормой государственного управления. Объяснение сложнейших экономических процессов через простые политические лозунги и критику предшествующих экономических практик стало нормой для современной Прибалтики. Отметим то, что «запаса» политизации экономики хватило почти на двадцать лет, но «в данный момент все большее количество людей интересуется конкретными результатами политики, а не ее идеологическими основами» [222]. В качестве конкретных результатов общество требует предъявить именно эти западные стандарты качества жизни, но их-то как раз и нет. В Эстонии «правительство правых удерживается за счет исторического опыта эстонцев, привыкших к долготерпению» [223]Но разве иначе этот механизм действует в Латвии и Литве?

Дэвид Вудрафф, профессор политологии в Массачусетском технологическом институте, полемизируя с известнейшим экономистом – транзитологом М. Олсоном, пишет: «Успех демократии состоял в том, что она способствовала выработке адекватной политики, приспособленной к локальным условиям. То есть речь идет о политике, основанной на понимании и того, что просто взорвать унаследованную от социализма промышленность вряд ли будет наилучшим выбором…» [224]Только 25 % жителей Латвии, 25 % – Литвы и 22 % – Эстонии «скорее согласны» с мнением о том, что их голос учитывается в ЕС (в среднем по ЕС – 33 %). Впрочем, для сравнения: 32 % латвийцев, 16 % литовцев и 53 % эстонцев «скорее согласны» с мнением, что их голос учитывается в их собственных государствах (в ЕС – 52 %) [225].

Подведем итоги. Государства Прибалтики прошли через две волны трансформации. Первая волна – 1990–2004 г. На этом этапе были в целом успешно решены задачи ключевых структурных реформ. Вступление государств Прибалтики в ЕС стало формальным подтверждением этого обстоятельства. С определенной долей условности этот период можно отнести к модернизационному проекту. Вместе с тем в этот период были заложены основы для формирования экономической модели, которая при всей ее неустойчивости способна функционировать в режиме привилегированной периферии Европейского союза.

На втором этапе страны Прибалтики безуспешно пытались преодолеть периферийность путем догоняющего развития, но, несмотря на такие попытки, все-таки, остаются периферийной зоной затухающего модернизационного процесса, центр которого находится в Западной Европе. Безусловно, этот центр для своего функционирования нуждался в периферии и потому создавал ее в ходе собственной эволюции. Улучшение качества жизни населения в принципе было способно привести к изменению базовых характеристик экономической модели, однако это не является целью существующей модели в экономике и политике. Элитам Прибалтики нужен управляемый кризис, в рамках которого стабилизация достигается через поиск внешнего врага.

Формирование значительного массива эмпирических данных, творческое обобщение российских и мировых теорий и российского опыта позволяет экономистам и политологам перейти к построению теорий, основанных на новой модели исследования трансформаций в Прибалтике. Во-первых, она основана на использовании компаративистских методов исследования в транзитологии. Во-вторых, она базируется на признании того факта, что время, когда в российской науке использовались преимущественно линейно-прогрессивные концепции постсоветских трансформаций, закончилось. Условно рыночные и условно демократические экономические и политические системы в Эстонии, Латвии, Литве построены. Эта часть трансформационного развития в Прибалтике и ЦВЕ оказалась практически идентичной. Однако примерно с 2004 года начался новый этап постсоветских трансформаций, исход которых далеко не предрешен и во многих случаях труднопредсказуем.

Еще один важный момент. Прибалтийская экономическая модель, несмотря на ритуальные заклинания о евроинтеграции, оказалась далекой от базовых европейских ценностей и приоритетов, эволюционировав в направлении экономической практики англосаксонских неоконсерваторов 80-х годов ХХ века. Параметры, формирующие основу европейской экономической политики, даже сегодня, в 2016 году, предполагают масштабное регулирование, связанное с идеей государства всеобщего благосостояния. Текущая ориентация на сферу обслуживания предполагает столетие(я) индустриального развития и протекционистское отношение к национальной промышленности. Проведение успешной экономической политики в Европе предполагает политический плюрализм, сменяемость власти. В существующих государствах Прибалтики этого нет. В «первых республиках» это явление начало исчезать к концу 20-х и было уничтожено начисто к 1934 году. В современной Эстонии, к примеру, двадцать пять лет у власти правые и правоцентристские партии, в оппозиции не левые, их просто нет, а центристы Э. Сависсара – «отца» эстонских экономических реформ. И в этой оппозиции они находятся более двадцати лет. Однако представим себе ситуацию, при которой к власти пришла оппозиция. И в этом случае для экономической модели практически ничего не изменится. Вспоминаются дискуссии о путях экономического развития Эстонии в 20-е годы: «Нам казалось, что море по колено, и звучала ода солидности и предприимчивости эстонской экономики. Даже тогда, когда идущие впереди увидали разверзшуюся пропасть и стали отступать, в задних рядах возникло небольшое замешательство и зазвучали подбадривающие выкрики и прямые угрозы, чтобы заставить первых идти дальше» [226].