Ойген Бём-Баверк - Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

Дополнительным примером дуализма австрийцев и того, что они проецируют на психический мир Робинзона, на его суждения о полезности целый ряд свойств, которые являются отражением рыночных законов, могут служить знаменитые «скалы потребностей» австрийцев, например, схемы Менгера. В экономической литературе весьма усиленно дебатировался вопрос о возможности измерения ощущений, в частности полезности (см. сводку различных мнений в книге Билимовича «К вопросу о расценке хозяйственных благ» ([Киев, 1914]. С. 102—111). Нас в данном случае интересует не сам вопрос о возможности измерения чувств. Если бы даже была доказана возможность [107] идеального измерения наших чувств, от этого теория предельной полезности не стала бы ни на йоту более правильной теорией. Установление ошибочности этой теории не зависит от решения вопроса о возможности или невозможности измерения наших чувств. Можно быть по последнему вопросу сторонником различных мнений. Но нельзя отрицать одного — между возможностью непосредственного измерения наших чувств и возможностью измерения физических объектов существует, несомненно (если не качественное), количественное различие. Для того, чтобы убедиться в этом, не нужно идти далеко. Достаточно взять любого индивидуума, отвлечься от системы существующих цен и попросить его указать, какое соотношение существует между полезностями отдельных благ. Мы никогда не получим такого точного ответа, что отношение полезности равно: 1:6, 7 и т. д. Мы, в лучшем случае, получим грубое приближение. Более точного представления мы получить не в состоянии.

Между тем, для австрийцев этих трудностей (мы намеренно отвлекаемся от вопроса, преодолимы ми эти трудности или нет) вовсе не существует 1034 . С величайшей смелостью они констатируют всевозможные схемы, само существование которых предполагает, что отношения полезностей могут получать самое различное числовое выражение. Эта безудержная смелость австрийцев, равно как и их отважная защита возможности измерения наших чувств, не являются случайными. Источником этой австрийской смелости и отваги является то, что они смешивают в одну кучу субъективные оценки товаропроизводителей и изолированного хозяйствующего субъекта, максимальные цены и предельные полезности.

Субъективные оценки товаропроизводителя определяются ценами; последние, в свою очередь, зависят от общественно-необходимого труда, который нужно затратить на производство данных товаров. Система цен является отражением различного уровня производительности труда в отдельных сферах производства. Она выражает чисто объективные факты, которые великолепно поддаются числовому выражению и измерению. Если бы цены не поддавались точному измерению, то ценность не могла бы выполнить своей чрезвычайно важной роли регулятора товарного производства. Вместе с тем, выявление общественной взаимозависимости отдельных товаропроизводителей натолкнулось бы на сильнейшие трудности, ибо эта взаимозависимость главным образом проявляется через систему цен. Как совершенно верно замечает Перламуттер 1035 : Почему субъект, ведущий хозяйство, ищет численного выражения ценности вещей? Потому что он всеми фибрами своего экономического существования связан с обществом, диктующим ему законы его хозяйственного поведения. Большинство вещей своего домашнего обихода он получает в обмен на продукты собственного производства или за другие вещи, которыми он владеет. И ему уже не безразлично, что принести в жертву, чтобы приобрести какую-либо вещь, и он стремится вместо неопределенных относительных оценок, подсказываемых экономическим инстинктом, добиться ясных абсолютных мерил ценности».

Поскольку субъективные оценки товаропроизводителей определяются ценами, они тоже приобретают способность получать точные измерения. Если товар А имеет цену, вдвое превышающую цену другого товара B, то и субъективная оценка первого товара будет вдвое выше субъективной оценки второго. Но эта возможность точного количественного измерения субъективных оценок получается лишь потому, что за спиной этих оценок стоят цены, [108] которые являются объективными фактами и вполне поддаются измерению. Между тем, австрийцы проходят мимо этого факта. Не проводя, с одной стороны, различия между субъективными оценками Робинзона и товаропроизводителя; связывая, с другой стороны, всегда полезности и субъективные оценки, австрийцы распространяют на полезности те свойства, которые принадлежат субъективным оценкам лишь при совершенно определенных условиях, именно в товарном обществе, т. е. там, где фактически всякая связь между субъективными оценками и полезностями прерывается.

Таким образом, австрийцы не только извращают психологию товаропроизводителя: они не пощадили даже бедного Робинзона. Они приписали ему такую способность точного измерения своих субъективных оценок и полезностей, которая может иметь под собой лишь почву в виде устойчивой системы цен. М. Вебер в своей статье 1037 весьма метко заметил, что австрийцы занимаются бухгалтерским учетом различных потребностей и полезностей. «Учение о предельной полезности, — пишет он 1037 , — в известных научных целях трактует о людских поступках так, как будто оно высчитало их от А до Z под контролем коммерческого расчета, исходя из знания всех входящих в рассмотрение условий расчета, оно рассуждает об отдельных «потребностях» и о благах, имеющихся в наличии или долженствующих быть заготовленными, либо вымененными, для удовлетворения первых, как о величинах, могущих быть выраженными в числовой форме «счета» и «статей» непрерывной «производственной лестницы», а об его ( человеке ) жизни учение это трактует, как об объекте этого, контролируемого бухгалтерией, «производства». Таким образом, отправным пунктом этого учения является не что иное, как точка зрения коммерческой бухгалтерии».

Любопытно отметить, что некоторые представители психологической школы вынуждены были признать чрезвычайную трудность измерения потребностей и полезностей в тех случаях, где отсутствуют цены.

Так, Молинари, один из предтечей психологического направления, пишет 1038 : «Оценки подобного рода (полезности. И.Б.) будут чрезвычайно затруднительны. Они потребуют возможно точного определения наслаждений, доставляемых Робинзону каждым предметом, страданий, которые он испытал от его лишения, затруднений, которые ему пришлось бы преодолеть, трудов и пожертвований, которым бы он должен был подвергнуться, чтобы заменить этот предмет другим. Поэтому Робинзону, по всей вероятности, не вздумается: оценивать принадлежащие ему предметы». «Но положение изменяется, как скоро люди сближаются, как скоро разделяются промыслы и производительные занятия, и вследствие этого является необходимость мены. Понятие о ценности должно выразиться тогда ясно, ибо вещи обмениваются по их ценности».