Ойген Бём-Баверк - Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

У Сакса 1041 мы встречаем еще большее решительное заявление. Рассматривая закон понижения ценности отдельных благ вместе с увеличением их запаса, он указывает, что этот закон может быть распространен не только на запас однородных благ, но также и на разнородные блага. Для этого необходимо, однако, одно чрезвычайно важное условие, а именно — возможность сравнения и количественного соизмерения различных потребностей 1041 . Но тогда является коварный вопрос — а можно ли осуществить эту столь желанную сравнимость и соизмеримость отдельных желаний и потребностей? И если можно осуществить, то какими средствами и при каких [109] условиях? Сакс откровенно сознается, что эта возможность, а вместе с тем и осуществление закона понижения ценности наталкиваются на большие трудности в изолированном хозяйстве. «В изолированном хозяйстве, — пишет он 1041 , — этот закон ценности мог бы, следовательно, обладать лишь частичной силой ввиду того, что здесь специфические свойства различных товаров не выделены из цепи прочих свойств, и, таким образом, исключается возможность сравнения».

Другое дело — современное товарное хозяйство, где все товары находятся в определенных меновых отношениях. «Но в реальном хозяйстве, -продолжает Сакс 1042 , — где, в процессе взаимодействия, все товары могут добываться путем обмена, он (этот закон. И.Б.) приобретает только что указанную универсальную силу». «Там, где имеет место всеобщий взаимный обмен товарами, как в хозяйстве живущих в обществе людей, упомянутый закон ценности вступает в силу в виде обратной пропорциональности ценности к количеству товаров, находящихся во владении индивидуума».

Сакс, можно сказать, поставил точку над «и». Он должен был признать, что для осуществления закона убывающей ценности необходима соизмеримость различных потребностей, а для этого необходимо развитое товарное хозяйство. Иными словами, закон, который, по самой своей идее, прежде всего касается изолированного потребителя, может реализоваться на все 100% лишь в условиях товарного производства 1044 . Противоречие достигает здесь наивысших размеров, но это противоречие имеется у всех экономистов психологической школы. Они подходят к потребностям и полезностям Робинзона с таким аршином и такими точными методами измерения, которые возможны лишь для субъективных оценок товаропроизводителей, поскольку последние определяются системой устойчивых и поддающихся точнейшему измерению цен. Потребности Робинзона австрийцы представляют себе по образу и подобию цен, т. е. формально выводя цены из субъективных оценок, т. е., в конечном счете, из полезности, они фактически отдельные свойства потребностей (например, способность точного измерения) выводят из свойств цен. Иными словами, в теории предельной полезности происходит своеобразный эквивалентный обмен (вопреки их мнению, что всякий обмен является неэквивалентным) между ценами и полезностью 1044 .

Мы установили, таким образом, дуализм в понимании австрийцами субъективных оценок. С одной стороны, субъективные оценки рассматриваются как предельные полезности; с другой стороны, субъективные оценки выступают как максимальные цены, тесно связанные с существующей системой цен. Этого дуализма нет у математиков. Так, у Вальраса и его учеников субъективные оценки вообще не играют никакой роли. Теория спроса Вальраса базируется исключительно на втором законе Госсена. Спрос устанавливается на отдельные товары, по Вальрасу, в таких размерах, при которых предельные полезности, полученные с последней денежной единицы, затраченной на покупку различных товаров, равны. Максимальная цена не имеет никакого значения. У Маршалла последний термин встречается (также у Шумпетера). Но максимальная цена называется своим именем и выступает в своем обнаженном виде (хотя нередко называется полезностью).

[110] Чем объяснить этот дуализм? Нельзя ли его объяснить тем, что уровень максимальной цены выводится из соотношения предельных полезностей приобретаемого товара и эквивалента? Но выше мы уже отметили, что деньги, выступающие всегда в роли эквивалента, не имеют своей полезности, поскольку они рассматриваются исключительно как орудие обращения. Поэтому этот аргумент может быть, в лучшем случае, использован при объяснении простого (безденежного) обмена. Одна из основных ошибок австрийской школы состоит в тенденции сближения законов, регулирующих меновые соотношения при простом товарообмене и денежном обращении.

Этот дуализм в значительной мере находит себе объяснение в установившейся среди представителей субъективизма тенденции придавать расширительное толкование термину «полезность». В последний включается ряд элементов, имеющих своим источником рыночные процессы. Эта тенденция очень отчетливо выступает у новейших представителей математической школы.

Так, например, Ирвинг Фишер дает следующее определение полезности 1045 : «Для данного индивидуума в данное время полезность А единиц некоторого предмета потребления (а) будет равна полезности В единиц другого предмета (b), если индивидуум этот не желает исключительно лишь одного из этих предметов. А и В представляют здесь количества. Так, например, если первым предметом потребления является сахар, а вторым коленкор, и если индивидуум наш оценивает 2 фунта сахару так же, как 10 ярдов коленкора, то А означает 2, а В — 10. Для данного индивидуума в данное время полезность А единиц предмета (а) превышает полезность В единиц предмета (b), если он предпочитает (исключительно желает) А по сравнению с В. В таком случае полезность В будет меньше полезности А».

Несколькими страницами ниже 1046 И. Фишер пишет: «Быть может, полезность неудачное слово для выражения подразумеваемой величины.

Желательность будет менее ошибочным термином, и противоположность его — нежелательность — безусловно лучше «бесполезности» (disutility)».

Фишер, таким образом, устанавливает очень простой критерий — полезность вещи зависит от ее желательности. Но желательность может вытекать из самых различных источников. В понятии «желательность» порвана всякая непосредственная связь с субъективными индивидуальными потребностями. Вещь может быть желательна в силу не только того, что она служит для удовлетворения каких-нибудь потребностей, но и потому, что она имеет высокую меновую ценность. Желательность вещи может быть обусловлена самыми разнообразными социальными причинами.

Для субъективной школы такое распространительное толкование термина «полезность» чревато величайшими опасностями, ибо такое толкование дает возможность контрабандой вводить объективные и социальные моменты. Теория предельной полезности благодаря этому теряет всякую определенность и превращается просто в вульгарнейшую теорию о том, что ценность объектов определяется желательностью их, которая, в свою очередь, для целого ряда случаев, непосредственно зависит от ценности.