Скотт Карни - Красный рынок. Как устроена торговля всем, из чего состоит человек

Гупта, в зеленом халате и с голубой сеткой на волосах, постоянно движется, у него нет времени отвечать на вопросы. Вместо этого он предлагает мне последить за постоянным потоком пациенток, которые приезжают к нему как из Ирландии и Калифорнии, так и из соседнего квартала. Хотя по большей части клиника занимается обычным репродуктивным лечением, только в этом месяце на Гупту работают семь суррогатных матерей. «В Индии правительство ставит преграды на пути к усыновлению, а получить генетически собственного ребенка с помощью суррогатной матери, напротив, законно и просто», – говорит врач, размазывая гель по электродам аппарата для УЗИ [24] Под влиянием множества скандалов, подобных тому, что я описал в одной из предыдущих глав, в Индии было изменено законодательство в области усыновлений: теперь требуется больше бумаг и документов. Однако многие указывают, что новые законы мало что сделали для сокращения количества похищения детей организованными группировками. . Единственная, по его мнению, сложность – найти суррогатную мать, которой не двигало бы отчаяние. В этом он полагается на своего медицинского координатора Симу Джиндал – лицензированного социального работника и профессиональную медсестру. Ее метод вербовки включает в себя пропагандистскую деятельность: «У каждой женщины, с которой я знакомлюсь, я непременно спрашиваю, задумывалась ли она о суррогатном материнстве». Она сосредоточивает внимание на выпускницах колледжа, которым хватает средств, чтобы не зависеть от клиники в мелочах. Иначе, по ее словам, «как они поймут, что их не эксплуатируют?» За несколько месяцев до нашей беседы, как признается Джиндал, она села в поезд и поехала в Гуджарат, чтобы лично понаблюдать за методами работы Патель – подсмотреть коммерческие секреты, которые могли бы принести пользу ее клинике, и изучить недостатки. По ее мнению, при принудительном содержании с женщинами обращаются как со скотом. За весь период беременности они делают всего три вещи: «Они сидят, разговаривают и спят. Так же нельзя», – говорит она.

Одна из суррогатных матерей, завербованных Джиндал, – 32-летняя Санджу Рана, социальный работник, пришла на УЗИ. В отличие от суррогатных матерей в клинике Патель, она получила образование в колледже и не планирует прекращать работу на время беременности. За услуги ей обещали 7500 долларов и дали прямой номер самого Гупты. Во время процедуры Рана, уже родившая двоих детей, с удивлением узнает, что носит двойню. Она признается, что обеспокоена, но, скорее всего, доносит их до срока. «Это хорошие люди, и у них так давно нет детей», – говорит она об американской паре, которая ее наняла.

Как и на всех остальных рынках торговли человеческими органами, на рынке суррогатного материнства смешиваются альтруизм и гуманистические пожертвования с требованиями доходности медицинского бизнеса.

Расширение рынка суррогатного материнства на Индию, безусловно, дает большему количеству западных женщин доступ к медицинской процедуре, которую они до того не могли себе позволить из-за дороговизны. Однако новый рынок лишь ставит новые проблемы. До появления Индии на горизонте только высшие классы американского общества могли позволить себе нанять суррогатную мать. Теперь это могут сделать и представители среднего класса. Этические вопросы уже существуют, а увеличение масштаба индустрии только обостряет проблемы. Открываются сотни новых клиник, и экономика суррогатного материнства развивается быстрее, чем наше понимание его последствий.

Красный рынок новых детей включает в себя сомнительные методы усыновления, донорства яйцеклеток и суррогатного материнства. Все эти три отрасли связаны друг с другом самыми естественными нашими желаниями: мы хотим детей и счастья в семье. Клиенты – будущие родители – часто не понимают всей сложности цепочки поставок и с легкостью могут непреднамеренно вступить на опасную территорию. Все три сегмента растут беспрецедентными темпами, так что купить ребенка на красном рынке сейчас проще, чем когда-либо.

Эстер Коэн больше не бездетна. Через пять недель после нашей встречи в Ананде она закончила оформлять статус гражданина США своему новорожденному ребенку, получила для него новенький серебряно-голубой паспорт и свидетельство об отсутствии возражений от индийского правительства. После этого Коэн перенеслась из смога и хаоса Ананда в свой тихий дом в Северном Беркли и предалась радостям материнства.

Сейчас маленькая квартирка, в которой они живут с мужем Адамом, кажется им слишком тесной. Пара собирается переезжать. Электрическое пианино, на котором Адам некогда играл каждый день, стоит без дела в углу комнаты, оттесненное детской коляской и разнообразными игрушками. Когда мы разговариваем, Коэн качает на одном колене Даниэль – здоровую голубоглазую девочку. «Сейчас уже кажется, что со времен поездки в Индию прошла тысяча лет, – говорит она. – Но мы очень благодарны Сародж за то, что она для нас сделала».

Хотя Сародж надеялась на естественные роды, в клинике решили провести кесарево сечение. «В ее глазах было видно напряжение, – вспоминает Коэн о передаче малышки. – Ей было сложно, и было понятно, насколько она заботилась о Даниэль». Однако в конце концов ребенок отправился домой вместе со своей матерью.

За несколько дней до индийского праздника Холи истощенный человек с посеревшей кожей, поникшими глазами и рядами багровых отметин от шприцев на обеих руках наткнулся на группу крестьян в изнывающем от жары пограничном индийском городе Горакхпур. Этот город – первый остановочный пункт для тысяч беженцев из Непала – страны, нищающей еще быстрее, чем Индия. За многие годы, после бесконечных историй о тяготах беженцев, сочувствие у местных крестьян притупилось, а наркоманов здесь никогда не любили. Сначала крестьяне не обращали внимания на просьбы мужчины дать ему денег на автобус. Но он продолжал настаивать. Он утверждал, что вовсе не беженец – якобы он только что сбежал из заключения, где тюремщики брали у него кровь и выгодно продавали. Отойдя от оцепенения, крестьяне вызвали полицию.

В течение трех предыдущих лет этот человек содержался как пленник в кирпичном сарае буквально в нескольких минутах от кафе, где эти крестьяне пили чай. Отметины на его руках свидетельствовали не о пристрастии к героину; они появились из-за того, что его тюремщик, безжалостный современный вампир, а по совместительству местный молочный фермер и уважаемый землевладелец по имени Папу Ядхав, протыкал его кожу иглой шприца. Он держал узника в заключении, чтобы сосать его кровь и продавать в банки крови. Бедняге удалось бежать, когда Ядхав однажды забыл закрыть за собой дверь.