Леонид Исаенко - Привидения живут на литорали. Книга вторая

До сих пор мои встречи с муренами кончались безболезненно для обеих сторон, поэтому, опережая конкурентов, укладываю маврициан в сетку для сборов, а уж затем, отчаянно сопротивляясь волнам, норовящим бросить меня прямо на мурену, делаю несколько снимков. Мои манипуляции с камерой почти у самой её морды и вспышки блица мурена воспринимает довольно равнодушно, не предпринимая никаких попыток наказать меня за вторжение в её владения. Вероятно, за всю свою жизнь она, как и все другие обитатели этого оазиса, ни разу не видела человека и потому не воспринимает меня как врага.

Довольный поведением мурены – думаю, она моим тоже, – внедряюсь в глубь бухточки. Ага! Вот ещё один местный житель, и видать из старейших. Это – знакомый мне до сих пор лишь по литературе и увиденный здесь впервые крупнейший скальный лангуст палинурус пенициллятус . Пятясь и пряча самую незащищённую заднюю часть тела – тельсон – в темноту щели, он беспокойно перебирает ногами, пока не забивается столь глубоко, что оттуда выглядывают наружу только кончики антенн и антеннул. Вообще-то он правильно делает, после съёмок я намерен извлечь великана-усача для коллекции.

Вход в его убежище прикрывает камень, и как я ни изворачиваюсь, увидеть лангуста в видоискатель не удаётся, мешают то маска, то низкий свод пещерки, то камень перед входом в неё. Приходится ставить минимальное расстояние, расклиниваться локтями, боками и всеми остальными частями тела, чтобы волна не выбросила на берег, а затем, опустив камеру за камень и направив вроде бы на лангуста, нажать на спуск. Как и следовало ожидать, получился отличный снимок… стены пещерки.

Между тем, бухту обнаруживают другие любители сувениров. Делать в ней мне, пожалуй, нечего, потому, достав крючок, прикреплённый к полутораметровой бамбуковой палке, я подвожу его под головогрудь лангуста и резко дёргаю на себя.

Ну не дуралей ли! Вместо того, чтобы податься вперёд, соскочить с крючка и атаковать врага копьями рострума, он, как и все раки, пятится назад и ещё глубже насаживается на крючок…

Вес его оказался три килограмма семьсот граммов. Обхватить головогрудь пальцами одной руки было невозможно. И это не предел для данного вида.

Поджидаю сбегающую волну и вместе с ней, лавируя между многочисленными местными Сциллами и Харибдами, благополучно выгребаю и плыву над коралловыми джунглями, выискивая объекты для съёмки.

Подводная тропа уводит меня к свалу, к таинственно и жутко темнеющей фиолетовой бездне. Я оглядываюсь, вокруг никого из наших нет, лишь вьётся обычная завеса из разноцветной рыбьей мелкоты, обозначая затягивающий край свала. Какой-то подкорковый страх заставляет меня пятиться на свет ближе к островку, но в последний момент я пересиливаю себя и плыву дальше параллельно свалу. На глубине метров в десять странно равномерно растут кораллы, напоминающие вытянутые вверх многопалые кукольные ладошки. А за ними на пределе видимости какая-то глыба бесформенных очертаний возвышается над дном. Скала, наверное, подводное основание острова? Она ближе к поверхности, в стороне от конкурентов и потому обросла знакомыми мадрепоровыми кораллами, процветающими в такой благоприятной обстановке.

Я уж было проплыл эту скалу, но что-то заставляет меня обернуться и взглянуть на неё под совершенно иным углом. Да это ж кусок корабля! Днище засосало в грунт, кормовая часть, очевидно, скатилась на глубину, или, пока она была на плаву, её отнесло течением в сторону, а нос каким-то образом задержался. Может быть, он так и сидит на погубившем его рифе!

Вот оно, последнее пристанище мореходов. Выжил ли кто, спасшись от разъярённого моря, чтобы найти свою смерть на безводных скалах, или они ушли на шлюпках? Ответа нет, море таит немало таких секретов. С каждым годом всё толще нарастает слой кораллов, скрывая профиль безвестного судна.

Но отчего так равномерно растут кораллы вокруг останков судна, словно они одного возраста? Осматриваюсь. Субстрат вокруг неподходящий для поселения кораллов – илистый песок. Им же для начального заселения необходим твёрдый грунт! Любопытство пересиливает и, проверив на месте ли нож, ныряю к ним. Линь, на котором за мной тащится сетка, имеет длину ровно десять метров. На такую глубину я ныряю в комплекте номер один и могу что-то делать на дне. В случае крайней нужды без продува ушей могу одолеть ещё пару метров, но тогда из носа идёт кровь.

А, ладно, не помру, в первый раз, что ли! Линь, к концу которого привязана свайка, повис над дном, а до вожделенного коралла ещё надо бы гребануть метра два-три. Делаю эти гребки, затем встаю вертикально, зажимаю коралл ступнями в крепких кожаных ботинках и иду вверх, удерживаясь за линь, и попутно раздумывая, почему коралл отломался так мягко; выдернулся, словно редиска с унавоженной грядки?

Наверху делаю вдох, смываю кровь со стекла и лишь тогда, перехватив коралл руками, рассматриваю. Ба, да он же растёт на бутылке! Нижняя часть её, на три четверти погружённая в грунт, осталась необросшей, зато плечи и горлышко сплошной коркой заселили мшанки вперемешку с редкими домиками трубчатых червей спирографисов. Самое горлышко, обвив его со всех сторон, крепко обнял коралл, приняв форму сосуда.

Но самое интересное оказалось внутри бутылки…

Я тогда работал в Йемене и на судне был в командировке. Когда срок моего контракта заканчивался, и надо было собираться домой, ради экономии веса разрешённого к вывозу в самолёте, нижнюю часть вполне заурядной зелёной бутылки я обрезал и, заглянув внутрь, в сторону горлышка, несказанно удивился. Нет, джина там не оказалось, но зато…

Очевидно, ещё до того, как бутылку облюбовал коралловый полип, в неё проникла личинка похожего на мидию двустворчатого моллюска – морского жёлудя и стала расти, почти закупорив раковиной горлышко изнутри. Но рос и коралл, закрывая доступ свежей воде, в которой еда, кислород и кальций – материал для строительства раковины жёлудя. Ему ничего не оставалось, как для того, чтобы не погибнуть от удушья и голода, неустанно поддерживать отверстие-продух в теле коралла, подобно тому, как это делают во льдах арктические тюлени.

Пожизненно замурованный в бутылке, жёлудь боролся за жизнь, питаясь одноклеточными водорослями сквозь крошечное, с булавочный укол, отверстие в подошве коралла. Через него же он расселял и своих личинок, иначе весь объём бутылки был бы заполнен желудями. Коралл постоянно наращивал толщину подошвы, но и жёлудь не сдавался, изо всех силёнок упорно пробиваясь к источнику жизни, возможно, продувая отверстие струёй воды. Хотя вполне вероятно одновременно он выделял какие-то вещества, не позволявшие окну в мир зарасти.