И. Родионов - Наше преступление

Леонтій спохватился, что незаслуженно глубоко обидѣлъ умирающаго отца, но сразу у него не хва-тало мужества открыто сознаться въ этомъ, и онъ въ волпеніи крупными шагами подошѳлъ къ двери, съ секунду въ нерѣшительности постоялъ, потомъ от-крылъ ее и вышелъ. Черезъ минуту онъ вернулся и подошелъ къ отцу.

На глазахъ мужика блестѣли слезы. и его суро-вое лицо стало безпомощньгмъ и жалкимъ.

— Батюшка, рази я што... не я говорю, а горе мое говоритъ. Сдуру сболтнулъ. Рази ты меня кус-комъ объѣшь?! живи... легко ли мнѣ отца родного рѣшиться?!.. Вѣдь горе мое говоритъ... Вѣдь завя-залъ бы глаза и убѣжалъ куда-нибудь. Да бѣжать нельзя, куда ихъ подѣнешь?! А я што... живи... Разй я што...

— Я знаю, Левонъ...—тихо, ласково промолвилъ старецъ и замолчалъ.

235

Егорушка привезъ изъ Рудѣева сестру Ечену. Она вбѣжала въ избу и, испуганно глядя заплаканными глазами въ глаза Леонтія, поспѣшно спросила:

— Левушка, да што съ Катюшкой? Егорушка го-воритъ...

— Чего-жъ? — отвѣчалъ, расхаживая по избѣ съ пищащими племяпниками на рукахъ, Леоптій, — вопъ полюбуйся на блаженную сестрицу, родила да и съ ума спятила, лежитъ, спитъ себѣ, горюшка мало, а ро. бятокъ нѳ принимаетъ, говоритъ: щѳнки!

Леонтій горько усмѣхнулся и мотнулъ головой въ сторону Катерины, которая заснула на кровати, устро-енноР для нея около двери, запрокинувъ свое осунув-шееся, прииявшее землистый оттѣнокъ лидо.

— Ты"вонъ положи своего-то куда-нибудь, а вотъ возьми покорми племянницу. Голодная!.. Со вчераш-няго дня, какъ родилась, маковой росинки въ роту не было.

Елена, поспѣшно взявъ на руки пищащую малютку-племянницу, присѣла на лавкѣ. Всунувъ грудь въ ро-чикъ ребенку, который пе сразу приладилгн сосать, Елепа залилась слезами.

— Горе-то какое, Левушка! И гдѣ только бѣда ни ходитъ, все къ намъ придетъ. Какъ же быть-то?

Леонтій вздернулъ плечами, продолжая ходить съ раскричавшимся племянникомъ на рукахъ.

— Ну, не кричи, не кричи, чего раскричался, муж-чина? Какъ же быть?! — отвѣчалъ онъ еестрѣ. — Все равно, твой хозяинъ-то тсбя съ дѣтьми не кормитъ, а какія есть нехватки, все братъ Левонъ пополняй, такъ вотъ и ты теперь услужи. Жить тебѣ у меня негдѣ, тѣсно. Видишь, сколько народу, а *другую избу не достроилъ, все силъ нѳ хватаетъ, такъ живи у себя, а робятоісъ приходи кормить, а ужъ'у меня бери муку, картошку, соль, все, чего тебѣ надобно. Ужъ все равно!.. ■ ■ ■

Несмотря на искреннее горе, причиненное сумас-шсствіемъ сестры, Елена, сидя на лавкѣ, тотчасъ же сообразила, что, благодаря такому нѳсчастному слу-чаю, ѳя личноѳ положѳніе устраивается къ лучшему. Теперь она съ дѣтьми могла пѳ бояться голодной смерти, теперь ей не придется у Леонтія выпрашивать изъ милости хлѣба и каждый разъ слушать отъ него брань и попреки. Теперь онъ будетъ обязанъ еп платить продуктами за ея услуги.

— Да я не о томъ, Лева, 1—поспѣшно сказала она.—

А што же съ Катей дѣлать?

— Што?—закричалъ Леонтій.—Думаешь, я сестру въ сумасшедшій домъ опредѣлю, штобы ее били тамъ, што скотину? Не отдамъ!—гремѣлъ онъ, точно кто-нибудь отнималъ у него больную.— У меня будетъ жить, небось прокормлю. Не прокормлю, што ли?!

XVII.

На другой день, оставивъ малютокъ и «больницу» на попеченіе сестры Елены, Леонтій поѣхалъ въ городъ, чтобы продать на базарѣ возъ сѣна и купить кое-что для племянниковъ.

Возвратился онъ поздно вечеромъ, по обыкнове-нію, подъ хмѣлькомъ, и легъ спать на своемъ обыч-номъ мѣстѣ на лавкѣ, голова къ головѣ съ умираю-щимъ огцомъ.

Старецъ былъ очень плохъ. У него уже похоло-дѣли и отнимались ноги, дышалъ онъ только верхней частыо груди, да и то съ трудомъ. Онъ понималъ, что доживаетъ свои послѣдніе часы, но объ этой жизни нисколько не жалѣлъ и, наоборотъ, хотѣлъ поскорѣе развязать Леонтію руки. За его долгій вѣкъ жизнь ни-когда не была для него тягостью. Всякое горе, всякую потсрю, невзгоду онъ переносилъ твердо, никогда не падая духомъ, но и всякую минугу готовъ былъ къ

237

Старческійй умъ его работалъ ясно. Онъ отлнчно понималъ, какое великое новоенесчастіе.стряслось надъ его любимой дочерью, и это его печалнло и ему жаль было дочери, какъ жаль своей старой жены.

«На все воля Божья,—разсуждалъ старецъ.—Ни-чего, проживутъ за Левономъ. Левонъ — пьяница и собака, завсегда словомъ обидитъ... а голодными и хо-лодными не оставитъ, нѣтъ, скорѣе самъ не съѣстъ... тяжко ему, маятно, языкъ у его собачій, а сердце доброе...»

ХотѢлъ было Пётра передъ смертью попросить сына не пить вина, но раздумалъ.

«Слабъ, пообѣщаетъ, да не судержится. Одинъ грѣхъ».

Когда Леонтій уже засыпалъ, Пётра зашевелился.

— Левонъ!

— Чего тѳбѣ! — спросилъ сынъ.

— Ежели захочу испить... взбужу... .

— Ну што жъ?! Взбуди...—и Леонтій тотчасъ же захрапѣлъ.

У двери спала Катерина; больная Прасковья вози-лась на своей кровати. Малютки иногда просыпались н пищали. Спавшій на печи Егорушка спросонья хва-тался рукой за конецъ очепа, продѣтаго подъ потол-комъ въ кольцо, на другомъ концѣ котораго висѣла зыбка, и качалъ ее до тѣхъ поръ, пока малютки не утихали.

Подъ печью кричалъ сверчокъ и по стѣнамъ шур-шали тараканы.

Пётра лежалъ смирно, тяжело дыша, не шевелясь и чувствуя, какъ жизнь медленно замирала въ немъ, подобно живительной струѣ, вытекавшей изъ разби-таго сосуда и неизвѣстно гдѣ' пропадавшей. Онъ ста-рался только о томъ, чтобы достойно умереть и мы-сленно молился Богу.

Внутри у него палило. Пётра съ болыними уси-

ліями протянулъ руку ^^^і^ке1а :п о. ]ка^ак^ ѣ^и

238

сколько разъ подъ-рядъ щелкнулъ ѳго пальцемъ по лбу. Лѳонтій приподнялся.

— Што? што? — забормоталъ онъ, просыпаясь. — Ты... тятя?.. ,

— Ис-сп-пить... — ѳдва слышнымъ, прерывистымъ, хриплымъ полушопотомъ попросилъ умирающій.

Леоннтій спустилъ босыя ноги на полъ, не скоро отыскалъ спички, зажегъ лампу, сходилъ въ сѣнцы и, зачерпнувъ тамъ изъ кадки ковшикъ воды, под-несъ отцу.

Старецъ, кряхтя, съ трудомъ, медленно припод-нялъ съ изголовья трясущуюся голову и, пѳрекрестив-шисі-, сталъ пить, но вода полилась у нѳго черезъ посъ.

— Вздым...ми... — какъ чуть слышный шелестъ сухихъ листьевъ, пронесся мѳдленный шопотъ старца.

Леоптій, перехвативъ ковшикъ въ лѣвую руку, пра-вой осторожно обхватилъ отца подъ спину и при-поднялъ.

Голова умирающаго, какъ отрублѳнная, привали-лась къ его груди, и когда сынъ поднесъ снова ков-шикъ къ его губамъ, старецъ былъ уже мертвъ.

Смерть отца, которую Леонтій послѣднія педѣли ожидалъ съ злобнымъ нетерпѣніемъ и на которую смо-трѣлъ, какъ на избавленіе его отъ лишнихъ хлопотъ и лишняго рта, тутъ поразила и потрясла его.