Юлий Медведев - Безмолвный фронт

В общем, надеяться, что мы вслед за членистоногими начнем привыкать к химикатам, не приходится.

Устойчивые насекомые распространялись по мере того как распространялись стойкие препараты. Уже 50 лет назад были известны случаи сопротивления вредных насекомых ядам. Но подлинные масштабы прорыва стали видны после второй мировой войны, когда развернулась мировая война с насекомыми. А. Браун изложил эту историю в таблице:

К ДДТ привыкли 30 видов вредных насекомых. Причем одновременно они же выработали устойчивость к родственным ему инсектицидам, даже применяемым впервые. То есть новый препарат с первого же дня может оказаться морально устаревшим. Быстро знакомятся насекомые и с другими ядами — родственниками. Выделено три группы устойчивости: к ДДТ и его аналогам — метоксихлору и ДДД; к дилдрину и его аналогам — алдрину, эндрину, гептахлору, хлордану, токсафену; к фосфорорганическим соединениям. Таким образом, обширный набор существующих препаратов — лишь мнимое разнообразие. На самом деле — всего три группы, а внутри них насекомые быстро «раскусывают» сходство.

Привычка насекомых к ядам — следствие повторяемых обработок. Не сорвет ли их иммунитет перерыв? Пусть отдохнут, отвыкнут, а после перерыва, неожиданно, как раз и ударить.

Были проведены наблюдения, и надежды рассеялись. Иммунитет не искореняется. Он лишь немного ослабевает. Как вы думаете — почему? Совсем не из — за отвыкания. Просто закаленные химией вредители спариваются с дикими, не тронутыми цивилизацией. Потомство от таких пар рождается более чувствительным. Но практически это мало что дает. Устойчивость к ядам восстанавливается намного быстрей, чем приобретается впервые. Если на то, чтобы выработать привычку, популяции требуется от шести до двенадцати поколений, то на восстановление — только три — четыре. Самое же неожиданное в этом деле то, что для восстановления не обязательно должен быть прежний яд!

Ученые называют три особенности, которые определяют чувствительность насекомого к ОВ: физиологические, морфологические и особенности поведения.

Физиологические особенности могут, скажем, спасти таракана, проглотившего смертельную для других насекомых дозу отравы. Организм таракана оказывается способным превращать данный яд в более или менее безвредное соединение, как это делает наша печень, обезвреживая многие опасные для нас вещества.

У маленького воришки может быть какой — то особо удачный для воровства хоботок или, к примеру, особо, как ни у кого, гладкая спинка, что воспрепятствует проникновению химиката к внутренним тканям. Морфологические особенности! — что тут сделаешь.

Делают неуязвимыми наших врагов и таинственные особенности их поведения. Так, известны москиты, которые избегают яд. Другого слова не подобрали — избегают. Проследили, что москиты не садятся на обработанные препаратом поверхности, а ищут чистую площадь для выведения потомства. Словно зная, где их ждут для расправы, москиты не залетают в комнаты.

Научилась избегать отраву и домовая муха. Это противоречит мнению о ней некоторых специалистов. Доктор Десира из Пенсильванского университета на годичном собрании Национальной академии наук сказал, что попытки обучить муху чему бы то ни было тщетны. Она глупее всех насекомых, даже таракана. В отличие от прусака муха не может научиться проходить по лабиринту, в конце которого ее ждет лакомство, не может она и научиться избегать ударов электрического тока, а таракан после нескольких уроков становится осторожным.

«Возможно, учеба — роскошь для мухи и ей невыгодно транжирить на это время. Ведь 30-дневная муха — это уже особа среднего возраста, поскольку весь век ее не больше двух месяцев». Но как бы там ни было с общей успеваемостью, а в бытовой химии муха, кажется, разбирается. Это уж совсем нехорошо. Если устойчивых вредителей все же удается несколько сдерживать повышенными дозами химикатов (выход, конечно, не лучший, но хоть он есть), то как бороться со «знающими»? Не наступит ли пора, когда и другие вредители научатся избегать химическую опасность, не отказываясь при этом от вредительских действий?

Химическая война с насекомыми раскрывает нам глаза на обширные области неведомого, откуда можно ждать серьезных подвохов.

«Устойчивость насекомых, — пишет Роберт Рад, — показывает их удивительную приспосабливаемость, способность быстро совершать эволюционные превращения, а практически напоминает нам, что производство продуктов питания и предупреждение заболеваний в плане основополагающих, сложных биологических процессов нами неполностью поняты и не контролируемы. Мы еще зависим от природы и ответных вызовов, бросаемых ею».

Чтобы вывести устойчивую против болезни пшеницу, селекционер отбирает семена колосьев, поражаемых меньше, чем остальные, и их высевает. Раз за разом, путем исключения негодных колосьев, ученый добивается все более стойкого потомства. Аналогичная, хотя и непреднамеренная операция совершается в результате опрыскиваний: происходит селекция устойчивых вредителей. Чем чаще обработки, чем сильнее яды, тем строже отбор и соответственно — надежнее результаты. Надежность в том, что выносливые, неистребимые вредители появятся непременно. Можно не сомневаться. Обновление ассортимента ядов усложняет селекцию, но отнюдь не делает ее невозможной.

Итак, искусственный отбор устойчивых вредителей — прямое следствие широкого и частого использования химикатов. Но это не все.

Химический препарат обычно казнит не только осужденных насекомых, но и каких — то других, независимо от их поведения. Вплоть до пчел. И вот к каким выводам в связи с этим приходят некоторые ученые.

Сопротивление насекомых — вредителей крепнет год от года. Причем не только и даже не столько благодаря их гибкой наследственности. Гибель невиновных насекомых — вот главная причина. Химикаты убивают конкурентов вредителей в потреблении пищи, а также хищников, охотящихся на них.

Примеры таких косвенных последствий известны повсюду, где химизация «на уровне».

Вы, видимо, еще не забыли историю об огненном муравье? Так вот, она имеет ответвление. Когда крепко протравили гиптахлором штат Луизиану, вдруг ни с того ни с сего размножилась огневка, опаснейший вредитель сахарного тростника. Между огненным муравьем и огневкой, кроме сходства в именах, никто другой связи не знал. Они не соприкасались в личной жизни, интересы одного не задевали интересов другого.

Что же выяснилось?

Выяснилось, что гептахлор вместе с огненным муравьем сильно побил врагов огневки. И она дала «вспышку». Такую вспышку, что фермеры возмутились. Они были намерены предъявить протест властям, почему их не предупредили о последствиях войны с огненным муравьем. Если б они знали, то скорее всего предпочли бы временно терпеть его. После случившегося он уже не казался больше нестерпимым.