Шимшон Бихлер - Капитал как власть: к новой космологии капитализма

Первоначально бург (bourg) был подчинён феодальному порядку, в котором он возник, но этот статус постепенно изменился. Бурги стали требовать и получать libertates , то есть дифференцированные исключения из феодальных штрафов, налогов и сборов. Буржуазия признавала легитимность феодальной политики, особенно в вопросах религии и войны, но требовала, чтобы эта политика не затрагивала городскую экономику. На наш взгляд, эта ранняя классовая борьба, конфликт власти между увядающим дворянством и растущей буржуазией является источником того, что мы сейчас считаем за отделение экономики от политики [2] Подробнее об этой трансформации и связанных с ней дискуссиях см. Gerstenberger (2005). .

Экономика считается производительным источником. Это сфера индивидуальной свободы, рациональности, бережливости и динамизма. Она создаёт продукцию, повышает потребление и продвигает общество вперёд. Напротив, политика воспринимается как что-то принудительно-коллективное. Она коррумпирована, расточительна и консервативна. Это паразитическая сфера, которая захватывает экономику, облагает её налогами и вмешивается в её деятельность.

В идеале экономику следует оставить в покое. Политика laissez faire дала бы оптимальный экономический результат. Но на практике, как нам говорят, этого никогда не происходит: политическое вмешательство постоянно искажает экономику, подрывает её эффективную работу и препятствует производству индивидуального благосостояния. Таким образом, либеральное уравнение очень просто: лучшее общество — это общество, в котором больше всего экономики и меньше всего политики.

Марксистский взгляд на это разделение отличается, но не совсем. Для Маркса либеральный проект отделения гражданского общества от государства является вводящим в заблуждение идеалом, если не полным самообманом [3] Маркс и Энгельс «Немецкая идеология». . Правовой акт отделения частной экономики от государственной политики отчуждает собственность; и именно это отчуждение, говорит он, служит для защиты частных интересов капиталистов от коллективного стремления к свободному обществу. С этой точки зрения кажущаяся независимой политико-правовая структура является не противоположной, а необходимой для материальной экономики: она позволяет органам и бюрократии государства узаконить капитал, придать накоплению универсальную форму и помочь сохранить капиталистическую систему в целом.

Другими словами, Маркс с готовностью принимает либеральную двойственность, но с большими изменениями. Там, где либералы видят несоответствие между экономическим благосостоянием и политической властью, Маркс видит две взаимодополняющие формы власти: материально-экономическую базу эксплуатации и поддерживающую правовую и государственную структуру угнетения.

Исторически, принудительные институты и органы государства развивались как необходимые дополнения к экономическому механизму извлечения излишков: все вместе они составляют тотальность, которую марксисты называют «способом производства». Но взаимосвязь между этими двумя аспектами не является симметричной: в любой конкретной исторической эпохе характер и степень вмешательства государства основываются на конкретных требованиях извлечения излишков. Например, в течение девятнадцатого века, эти требования диктовали невмешательство laissez faire ; к середине двадцатого века они призывали к макроуправлению, кейнсианству; и в начале двадцать первого века они предписывают многогранные правила финансового неолиберализма.

Таким образом, в отличии от либеральной космологии, где общество состоит из людей, ищущих полезности (utility-seeking individuals), для которых государство в лучшем случае является специализированным поставщиком услуг, а в худшем — искажений, в марксистской космологии государство необходимо для самого существования капитализма. Но эта необходимость обусловлена тем, что государство отличается от императивов накопления и в конечном итоге подчиняется им.

Следуя по стопам своих классических предшественников, в частности Адама Смита и Дэвида Рикардо, Маркс также отдаёт предпочтение экономике над политикой. Увлечённый методами и триумфом буржуазной науки, он искал скрытые причины, основные механистические силы, которые лежат в основе социальных явлений и движут ими. И точно так же, как и его буржуазные коллеги, он тоже обнаружил местонахождение этих сил в «экономике» [4] В знаменитом отрывке в «К критике политической экономии» Маркс пишет: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определённые, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определённой ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определённые формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. He сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». .

Он утверждал, что производственная сфера и особенно трудовой процесс являются двигателем общественного развития. Здесь создаётся потребительская стоимость, создается прибавочная стоимость, накапливается капитал. Производство — источник. Это конечный «источник», из которого другие сферы общества черпают свою энергию — энергию, которую они в свою очередь используют, чтобы помочь сформировать и поддержать сферу производства, от которой они так зависят. Итак, хотя для Маркса капиталистическая экономика и политика тесно переплетены, их взаимодействие — это взаимодействие двух концептуально различных и асимметричных образований [5] Это разделение преследует даже самых передовых марксистов. Генри Лефевр (Lefebvre (2003)) например, ввёл понятие городского общества как способ преодоления базиса-надстройки индустриального общества Маркса, а в результате пришёл лишь к тому, что описал это новое общество в терминах … экономики и политики. .

Новый капиталистический порядок возник вместе с политико-научной революцией — революцией, которая была отмечена механистическим мировоззрением Макиавелли, Кеплера, Галилея, Декарта, Гоббса, Локка, Юма, Лейбница, а самое главное, Ньютона [6] Увлекательная эволюция и новаторские герои механического мировоззрения описаны в беспрецедентной истории космологии Кестлера (1959). Философские основы научного революции, особенно в физике, рассматриваются в Bechler (1991). .