Лайонел Роббинс - История экономической мысли. Лекции в Лондонской школе экономики

У меня не хватит времени, чтобы перечислить все литературные источники о колебаниях

ценности денег, считайте, что эта тема не вошла в курс лекций, так же как и классическая теория

налогообложения. Возвращаюсь к Торнтону. Маршалл в своих докладах и в первом издании

«Принципов» показывает, как влияют изменения ценности денег на норму процента. Он

показывает, что, если ценность снижается, то люди, ссужающие деньги взаймы под стабильный

процент, получают нулевой или даже отрицательный процент, как происходило в Англии много

лет. Норма процента сейчас при существующих номинальных ставках является нулевой, если

учесть современную норму инфляции.

Однако главная фигура здесь все же не Маршалл, а Фишер, что признает сам Маршалл. Перед тем

как написать свои трактаты, Фишер написал превосходную монографию «Оценка и процент» в

1896 году. В ней он исследует проблему, которая в его время была крайне актуальной из-за

разнообразия металлических денег, которые существовали параллельно друг другу: где-то это

были системы с использованием только золота, где-то только серебра, а где-то биметаллические. В

первую очередь Фишер показывает, как можно измерять норму процента при помощи пары любых

товаров. Излагая свое видение этого довольно сложного вопроса, он использует всего два товара:

зерно и шерсть. Предположим, что сегодня сто бушелей зерна эквивалентны ста фунтам шерсти.

Учитывая норму процента как обмен между настоящим и будущим, а также предполагая, что

через год Ю4 бушеля зерна будут обмениваться на 104 фунта шер-

423

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

сти, норма отдачи зерна и норма отдачи шерсти одинаковы. Теперь предположим, что зерно

повышается в цене относительно шерсти. Например, бушель зерна стоит i,oi фунта шерсти, так что

цена 104 бушелей равна 104 умноженному на i,oi, то есть 105,04. Таким образом, норма отдачи

зерна составляет 4%, а норма отдачи шерсти —5,04%.

Фишер показывает, что между нормой отдачи золота и серебра могут быть расхождения, в то

время как люди не понимают, что происходит. Когда же они понимают, что у разных металлов

различные нормы отдачи, если этому ничто не мешает, среди населения возникает тенденция

переключаться на металл, который приносит наивысшую отдачу. Так же происходит с бумажными

деньгами. Если бы в последние тридцать лет не существовало валютного контроля, мало кто из

нас предпочел бы получать зарплату в фунтах стерлингов. Еще Авраам Линкольн сказал, что

можно обманывать нескольких людей некоторое время, но нельзя постоянно обманывать всех

людей.

Вот и все. При той достойной сожаления ситуации, которая сложилась в Великобритании с

денежными средствами, я рекомендую всем вам прочесть книгу «Оценка и процент» Фишера.

Это конец наших лекций, спасибо всем вам за терпение, с которым вы слушали мой

неформальный и нелинейный рассказ. [Звучат аплодисменты.]

Я всегда считал, что нынешнее поколение студентов гораздо лучше, чем были мы в igao-e годы.

Всего хорошего.

Послесловие

Дальнейшая эволюция предмета

ЛЕКЦИИ Лайонела Роббинса по истории экономической мысли были мастерскими. Тем не менее

это были лекции именно Роббинса, а не кого-либо еще. История экономической мысли не пишет

себя сама: ее пишут историки и другие ученые, причем каждый из них имеет более или менее

уникальную точку зрения на предмет. Эта точка зрения определяет, что они включают в рассказ,

что исключают из него, каким темам придают большее или меньшее значение. Точка зрения

определяет и общую канву повествования, и его детали.

В послесловии мы хотим рассказать о развитии экономической мысли с того момента, на котором

Роббинс останавливается. Мы не можем поручиться, что, если бы Роббинс продолжал работать

сегодня, он написал бы то же, что и мы. В конце концов ни один из нас не является Роббинсом,

кроме того, Роббинс несколько раз менял мнение по поводу ключевых вопросов и мог бы внести в

свой рассказ изменения, которых мы не можем предвосхитить.

Можно примерно представить себе, о чем стал бы рассказывать Роббинс, изучив, о чем он

рассказывал на протяжении своих лекций. Роббинс говорил о древних греках, о схоластах, об

авторах, живших за век до Кантильона или около того, о физиократах и Смите, о главных фигурах

классической английской политической экономии, о Сен-Симоне и Марксе, об исторической

школе, истоках мар-жиналистского анализа, о маржиналистах в Европе и Англии, о Маршалле и

нескольких специалистах по теории денег начала XX века. Тут можно сделать несколько заме-

чаний. Во-первых, эти люди и группы людей существовали и нуждались в обсуждении;

практически единодушно они считаются центральными действующими лицами истории

425

ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

экономической мысли. Во-вторых, Роббинс был склонен делать акцент на теорию ценности и

распределения. В-третьих, несмотря на этот акцент, курс требовал, чтобы Роббинс освещал и

другие вопросы: не только деньги, международную торговлю и основания экономического

развития и роста (например), но и роль моральной системы, теорию собственности, роль

правительства в экономической системе, организацию экономической системы и контроль за ней,

системную эволюцию и критику современной экономической системы.

Мы сталкиваемся здесь с несколькими сложностями. Во-первых, Роббинс был приверженцем

неоклассического мейнстрима и сторонником идеи о том, что экономическая наука изучает

распределение редких ресурсов, имеющих разные способы использования. Роббинс тяготел бы к

рассказу о дальнейшем развитии теории ценности и распределения, учитывая, что она становится

теорией о распределении ресурсов при помощи ценового механизма на более или менее

конкурентном рынке, то есть к рассказу о микроэкономике. Он наверняка сконцентрировался бы

на неоклассической экономической теории как теории распределения ресурсов, рынков, чистой

логики выбора, условной максимизации и так далее. Скорее всего, он вышел бы за пределы

неоклассической парадигмы абстрактной, чистой экономической теории, не имеющей дела с

институтами, а также за пределы неоклассического протокола исследования, требующего

нахождения решений по достижению уникального определенного оптимального равновесия, и

соответственно, за рамки использования предпосылок о фиксированных предпочтений и

максимизации полезности или прибыли, необходимых для получения таких решений. Всему этому

Роббинс уделил бы основное внимание, но он наверняка также стал бы рассказывать и о других